Воспоминания Артёма Власова. Снова потянуло к дедке и бабке

Мне было приятно жить вместе со своими дедкой и бабкой. Дед купил мне велосипед. Во время сенокоса мы с ним на отведённом участке косили сено для коровы и телёнка. Дедка сделал мне литовку — косу, и я научился правильно, размашисто косить сено. 

Приведу один пример из жизни, быта того военного времени. Вспоминается такой случай. Дед Егор обеспечивал сеном не только свою корову, но и умудрялся «по закрайкам» накашивать сверх нормы два-три воза для продажи. Бывало, выедет он с возом сена в Читу ранним утром, а к вечеру возвращается с покупками домой. Самой ценной покупкой был плиточный чай, он стоил на базаре 700-800 рублей за плитку, а буханка  хлеба — где-то в пределах 100 рублей.  

И вот в один из воскресных дней уехал дед в город продавать сено. Зная, что он в первую очередь в обязательном порядке купит и привезёт чай, стали к вечеру стекаться к дому деда старики и старушки в предвкушении попить свежего, густого, настоящего чайку́. Бабка Настасья начинает суетиться у самовара.

— Ну-ка посмотри, не едет ли старик, должен бы уже приехать, — просит она меня.
Я ухожу за ворота, потом возвращаюсь и докладываю: «Там, вдали, какая-то точка, может, и дедка едет». 

— Что это он говорит, кума? — спрашивает глуховатый дед Назар.
 — Точка, говорит, замелькала, — отвечает бабка.
— Какая точка? — переспрашивает Назар.
— Ну, вроде пятна. Подожди маленько, потерпи; наверное, он.  

И действительно, вскоре появляется на горизонте дед. Бабка выскакивает во двор, накинув платок на голову, и быстрёхонько открывает ворота. Дед въезжает во двор, на ходу передавая бабке плитку чая.  

В доме — небывалое оживление. Самовар давно уже готов, бабка отламывает кусок чая, бросает в большой чайник, заваривает кипятком.  

Дед, продав воз за тысячу рублей, привёз ещё и пару булок городского хлеба. И начинается «чайный пир». Растягивая удовольствие, пьют по несколько стаканов, постоянно обновляя заварку. Радостно сияют у всех лица. 

— Ой, паря, как хорошо-то, — кряхтя и слегка  похлопывая по животу, изрекает дед Назар.
— Ну, а теперь, Егорша, расскажи-ка, как там город живёт. Да и скоро ли война-то закончится.  

Трудности военного периода мои славные старики переживали стойко, без уныния, тем более, что с середины 1944 года замаячила в мире победа над фашизмом. Для многих семей, в том числе и в Шишкино, особенно в которых было много детей, испытывали  трудности в обеспечении продуктами. Я же со своими дедкой и бабкой не испытывал особых трудностей. Их домашнее хозяйство обеспечивало основными продуктами питания: корова давала приличное количество молока, были телёнок, поросёнок, куры. 

Бабка Настасья периодически умела приготовить из этого ограниченного количества продуктов вкусные блюда. К тому же к ним постоянно наведывались соседи и близкие родственники, даже отмечали вместе отдельные праздники, дни рождения.  

Дед Егop любил выпить, но при этом всегда знал меру. Пьяным, разгульным я его не видывал. Наоборот, он всегда был в бодром, приподнятом настроении, любил рассказывать байки, интересные житейские факты и истории, события, шутки. Слышал я, как он иной раз распевал, в основном старинные песни. До сих пор помню мотив и некоторые слова отдельных песен: «Отец мой был природный пахарь, и я работал вместе с ним», «Позабыт, позаброшен с молодых юных лет».

Мой отец рассказывал об одном давнем случае на гулянке, когда двое пьяных мужиков пытались разозлить деда Егора, применяя недозволенные приёмы, вплоть до того, что пытались скрутить ему руки, вывести из равновесия. И дед был вынужден в этот момент на глазах любопытной публики применить свои приёмы борьбы и защиты, зрелищно продемонстрировав свою физическую силу и ловкость. И в селе после этого, когда где-то завязывалась драка пьяных мужиков, говорили им: «Бросайте драться, иначе позовём Егоршу, он вас быстро утихомирит».

Был дедка Егор и шутником, в ряде случаев оригинальным. Как-то летом 1944 года в село приехали две медсестры из Читы, привезли таблетки для профилактики каких-то болезней. Таблетки давали каждому сельчанину с условием, чтобы он проглотил её на их глазах, в их присутствии.

Пришли эти девицы и в столярную мастерскую промартели, где старшим мастером трудился дед. Подошли эти медсёстры и к дедке:
— Дедушка, глотни таблетку!
— Ну, давайте свою таблетку, — сказал он и протянул руку. Взяв таблетку, он буквально с размаху забросил её себе в рот и, проглотив, в этот момент громко пукнул:
— Ой, девоньки, давайте другую, эта вылетела.  

Медсёстры от такой неожиданности смутились, а все работники мастерской, видя эту сцену, расхохотались, развеселились и сказали девушкам:
— Не удивляйтесь, девчата, наш дед вот такой шутник.
Конечно, эта сценка с хулиганским оттенком, но что тут поделаешь — всякое бывало.

Многое мне вспоминается до сих пор, до моей старости, о своих дедке и бабке. Это были колоритные фигуры представителей забайкальской деревни той поры. Поражала в них ярко выраженная доброта, сочувствие, стремление помочь другим всем, чем могли.

Осенью 1944 года меня призвали на военную службу на Тихоокеанский флот. Долгая была эта служба, почти шесть с половиной лет. Многое я повидал нового и интересного в больших и малых походах на корабле «Фрегат ЭК-7», на котором я прослужил более четырёх лет. Как родителям своим, так и дедушке Егору и бабушке Настасье я писал письма, присылал фотографии. 

Однажды один мой сослуживец-земляк, проходивший службу во Владивостоке, написал свои родным письмо, сообщив одну «байку» о том, что на военно-морской базе Порт-Артур, где я служил, перевернулась лодка, на которой катались несколько моряков. И, якобы, один из них, играя на гармошке, не смог выплыть и утонул. Автор письма предположил, что этот гармонист был, видимо, Артём.  

Об этом письме сообщили в Шишкино деду Егору и бабке Настасье. Они не на шутку взволновались. Дед Егор поехал к моим родителям, и они пытались выяснить, разузнать, уточнить, кто же был тот утонувший морячок. Но буквально через несколько дней в оба адреса моих родных пришли от меня письма. Только после этого они успокоились.

Во время службы на Тихоокеанском флоте я пытался урывками вести в своих тетрадях кое-какие записи, своеобразные дневники. Кое-что из этого «эпистолярного наследия» даже сумел сохранить.

Примерно за год до мобилизации в марте 1950 года я побывал в родных краях. В октябре 1950 года я приобрёл тетрадку в твёрдой обложке и решил, уже в который раз, взяться за дневниковые записи. Я всё ещё не отошёл от памятных впечатлений о весеннем пребывании в отпуске и поездке к моим дорогим родителям и дедке Егору и бабке Настасье. 

Первые страницы своего очередного дневника я посвятил описанию одной из памятных, волнующих встреч с ними, моими самыми дорогими людьми. Из Читы я добирался до родного села Шишкино (в 37 километрах от города) на грузовике вместе со своим дядей Павлом Власовым.

Далее привожу строки из этого дневника о том, как 18 марта 1950 года я приехал в Шишкино:  

После демобилизации с военной службы весной 1951 года я приехал в Читу, где жили и трудились мои родители. Наступил новый этап моей жизни: работа инструктором по культурно-массовой работе в горкоме комсомола, затем завучем городского Дома пионеров. А с сентября 1952 года я начал учиться в Читинском государственном пединституте, после окончания которого началась моя трудовая деятельность на различных участках учебно-воспитательной работы в школе и в о́рганах внутренних дел.

Несмотря на множество дел в городе, я регулярно навещал своих дорогих деда Егора и бабушку Настасью, пока они были живы, общался с ними. Они поддерживали друг друга всем, чем могли, их одолевала старость, хвори, болезни. И каждая наша встреча с ними была радостной и особо приятной.  

9 января 1954 года дед Егор приезжал к нам на нашу с Лидией Алексеевной свадьбу (бабка Настасья, разумеется, не могла приехать, потому что не на кого было оставить дом и хозяйство). А когда через год, 11 января 1955 года у нас родился сын Андрей, дедка с бабкой позаботились о том, чтобы у нас несколько месяцев было свежее молоко: они привели из деревни нам свою корову (мы тогда жили на частной квартире — в отдельном деревянном доме). 

Мало того, ещё через год наш маленький Андрей жил в Шишкино у дедки Егора и бабки Настасьи. Мы с Лидой в это время жили в отдельной комнатке общежития пединститута, а мои родители жили в комнате в средней школе №4, где отец работал завхозом, а мать уборщицей.  

Вот такими, на склоне лет, были они, мои славные старики.  

Дед Егор ушёл из жизни 3 августа 1959 года (рождения он 17 апреля 1877 года), а бабушка Настасья пережила его ненадолго и скончалась 30 мая 1960 года (рождения она 4 января 1877 года).  Всё то доброе, щедрое, что они оставили в моей душе, не померкнет никогда, пока я жив, ибо всем хорошим, что было в нашей жизни, я обязан им. Я постоянно помню о них, вспоминая, перебирая в памяти многие житейские факты и добрые дела из многолетнего общения с ними. Сколько же они, дорогие моему сердцу люди, вложили в меня внимания, нежности, заботы, особой щедрости, истинной доброты — не сравнить ни с кем и ни с чем. Светлая память им, моим добрейшим любимым дедке с бабкой!