Как Изгачёв Виктор Григорьевич стал авантюристом, профессором и лжецом

Исторический очерк о жизни и «научной» деятельности Изгачёва Виктора Григорьевича на основании архивных документов. К очерку прилагаются фотокопии документов.

Как следует из автобиографии, написанной в 1939 году самим Изгачёвым В. Г., родился он в апреле 1908 года в деревне Сопово Орловской губернии в крестьянской семье. С 1918 года по 1922 год обучался в Соповской начальной школе. С 1922 года по 1925 год, будучи несовершеннолетним, подрабатывал в деревне пастухом, помощником кузнеца. С декабря 1925 года по май 1926 года находился на иждивении отца и являлся безработным.

В апреле 1926 года Изгачёву В. Г. исполнилось 18 лет, и он должен был встать на воинский учёт с последующим призывом в Красную армию. Но он, в нарушение Закона «О военной службе», решил умышленно уклоняться от призыва на военную службу, при этом прибегал к случайным заработкам, менял место жительства, искусственно создавая свою безработицу. Так, в мае 1926 года он переехал на местожительства в Московскую область, где летом поработал пастухом в деревне Тайдашево Балабановского района, с октября 1926 года по март 1927 года являлся безработным. С весны 1927 года по осень 1930 год он работал в разных организациях г. Наро-Фоминска сторожем, конюхом.

Вот так Изгачёв с молодых лет превращается в человека-пройдоху, пролазу, который достигает своих целей путём лукавства, хитрыми происками, втираясь в милость лестью, вкрадываясь в доверие, очерняя других и прочее.

В 1930 году, не имея среднего общего образования, он был принят на учёбу в Московский рабочий факультет им. Артёма при Горном институте.

Рабочие факультеты созданы в СССР как общеобразовательные учебные заведения (или их подразделения) для подготовки абитуриентов вузов, не получивших среднего образования, Постановлением Наркомпроса РСФСР от 11 сентября 1919 г. «Об организации рабочих факультетов», при этом рабфак определён как автономное учебно-вспомогательное учреждение. Система рабочих факультетов законодательно оформлена декретом СНК РСФСР «О рабочих факультетах» от 17 сентября 1920 г.

Обучение в них проводилось 3 года на дневных и 4 года на вечерних занятиях. В автобиографии Изгачёв пишет, что Рабфак он окончил в ударном порядке за два года в 1932 году.

В сентябре 1932 года Изгачёв В. Г. поступил на подготовительное отделение института аспирантуры Музея революции СССР, а после его окончания, был зачислен в число студентов этого института. Но в 1934 году аспирантура была ликвидирована. Тогда он в сентябре 1934 года поступает в институт аспирантуры Государственного исторического музея, который окончил летом 1937 года. По окончании высшего учебного заведения ему было выдано удостоверение от 27 марта 1938 года (исх. № 494).

Закончив обучение, он был назначен на должность И. О. старшего научного сотрудника в отделе архива Государственного исторического музея. По совместительству он активно проводил экскурсии в музее Революции, читал лекции на различных курсах и кружках г. Москвы, тем самым нарабатывал опыт лекторского мастерства.

В октябре 1938 года, утвердив Изгачёва в номенклатуре ЦК ВКП(б), Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) РСФСР командировал его на 2 года в г. Читу на работу в должности директора Читинского краеведческого музея.

Время прибытия Изгачёва в Читу совпала с пиком массовых репрессий в только что образованной 26 сентября 1937 года Читинской области. Шла чудовищная карательная операция по «выкорчёвыванию» антисоветских элементов, которая не обошла и Читинский краеведческий музей им. Кузнецова. Этот музей был единственным культурным центром, где можно было узнать историю Забайкалья. Работники музея не только хранили богатую историю региона, но и всячески преумножали её.

Репрессии затронули и сотрудников музея. Были репрессированы и осуждены: к расстрелу — заведующий отделом музея А. Н. Добромыслов, вина которого заключалась в том, что он в прошлом был священником; к 10 годам лишения свободы приговорён директор музея Л. Я. Орлов, его обвиняли в том, что он умышленно превратил историко-революционный музей в краеведческий, тогда как Читинский музей существовал как краеведческий уже 43 года, при нём в 1923 году был создан историко-революционный отдел.

Изгачёв В. Г. решил превратить Читинский краеведческий музей в пропагандистское орудие новой власти. О его деятельности на посту директора музея, вместе с его соратником Н.Тяжеловым и внештатным сотрудником Читинского государственного архива И. Давидовичем, который состоял в штате областного управления НКВД, красноречиво свидетельствует статья «Буйволова голова» действительного члена географического общества СССР Сергея Маркова в «Литературной газете», № 5 от 10 января 1957 года.

Статья опубликована в книге-сборнике «Пора исправлять допущенные ошибки в истории Забайкалья» (изд. 4, доп., 2025, 175 стр.), которая хранится в краеведческом фонде краевой библиотеки им. А. С. Пушкина.

Вместо того чтобы сохранить, разработать и ввести в оборот научное наследие основателей и ревнителей Читинского музея и передать их драгоценный опыт молодым краеведам Забайкалья, Изгачёв и Тяжелов занялись «ликвидацией» их имён.

Так они поступили в отношении научных заслуг декабриста Дмитрия Иринарховича Завалишина, по архитектурным планам которого в середине XIX века строилась современная Чита; ликвидировали память о Н. В. Кириллове — докторе, друге В. К. Арсеньева, исследователе Забайкалья, Дальнего Востока, Китая, Аляски и Японии. Он оставил после себя 100 печатных научных работ и огромное количество неопубликованных рукописей, а также об Алексее Кирилловиче Кузнецове — революционере-нечаевце, краеведе, музееведе, почётном гражданине г. Нерчинска. 

Он в 1886 году основал Нерчинский музей, был одним из основателей музея в г. Якутске, в 1894 году, совместно с доктором Николаем Васильевичем Кирилловым, основал Забайкальское отделение Императорского русского географического общества. В 1895 году при отделении был открыт музей, А. К. Кузнецов был избран его директором и руководил им до 1928 года.

По решению Правительства Дальневосточной Республики в 1921 году его имя присвоено Читинскому краеведческому музею. Имя Кузнецова носила улица в г. Чите.

Изгачёв по-хамски самоуправно устроил разгром Читинского краеведческого музея. Он ликвидировал память об А. Кузнецове и Н. Кириллове: их портреты были сняты с музейных стен, из названия музея исключены слова «имени А.К Кузнецова», на основании обращения Изгачёва В. Г. решением Читинского горисполкома от 16 октября 1940 года, протокол № 30, параграф 11, улица имени Кузнецова была переименована в улицу Бабушкина (Ф. Р—б, оп. 1, д. 608, л. 26), его имя перестали упоминать в печати, вообще вычеркнули из истории местной культуры.

Следует отметить, что Изгачёв, Тяжелов и Давидович в то время занимали монопольное положение в музее и в архиве. Местные учёные и краеведы ничего не могли поделать с ними. Хуже всего было то, что эти монополисты осуществляли явное самоуправство, производя изъятие из обращения некоторых источников (архивных документов). Изгачёв налагает запрет на пользование архивными материалами, в которых он лично заинтересован, тем самым лишает остальных исследователей доступа к ним на несколько десятков лет.

Судьба Изгачёва В. Г. неожиданно даже для него самого, меняется в 1939 году.

В 1938 году в Чите было образовано первое высшее учебное заведение — Читинский государственный педагогический институт. Одной из проблем его функционирования являлось отсутствие кадров преподавателей. Срочно требовалось укреплять исторический факультет института преподавателями-историками.

Руководству пединститута стало известно, что директор Читинского краеведческого музея является историком по образованию, он в 1937 году успешно окончил институт аспирантуры Государственного исторического музея. Поэтому была достигнута договорённость руководства администрации пединститута с директором Читинского краеведческого музея Изгачёвым В. Г. о том, что с 1 сентября 1939 года он по совместительству будет читать лекции в пединституте по «Истории СССР».

События вокруг Изгачёва в течение одного года происходили как «по щучьему велению». Оказалось, что он является беспартийным, поэтому читать лекции по истории СССР не может. Тогда, по указанию обкома ВКП(б), в нарушение Устава партии, несмотря на отсутствие у него кандидатского стажа, в мае 1939 года он в срочном порядке был принят в члены ВКП(б).

Согласно Приказу № 77 параграф 5 от 3 декабря 1939 года по Читинскому педагогическому институту Изгачёв Виктор Григорьевич был зачислен преподавателем «Истории СССР» с 1 сентября 1939 года с окладом содержания в месяц 390 рублей.

По решению Читинского обкома ВКП (б) от 27 декабря 1939 года Изгачёв В. Г. освобождён от должности директора Читинского краеведческого музея и переведён на работу преподавателем истории в Читинский педагогический институт. Приказом № 109 по Читинскому педагогическому институту от 9 марта 1940 года объявлено о создании с 1 марта 1940 года кафедры истории, «И.О. руководителя кафедры истории назначен тов. Изгачёв В. Г., с оплатой, предусмотренной Положением СНК СССР и бюджетом, утверждённым Наркомпросом РСФСР».

Считаю, что, соглашаясь исполнять обязанности заведующего кафедрой, Изгачёв поставил условие перед руководством пединститута, а, возможно, перед руководством Читинской области, поспособствовать ему с защитой кандидатской диссертации. При этом следует вспомнить о его прежней работе в отделе архива Московского Государственного исторического музея.

Ещё работая там, он обнаружил готовую кандидатскую диссертацию на тему «О крепостном строе в Грузии в период её присоединения к России», защита по которой не состоялась либо по причине смерти соискателя учёной степени, по каким-то иным обстоятельствам. Изгачёв воспользовался указанной диссертацией, переписав её на своё имя, т. е. фактически украл из отдела архива музея готовую научную работу, собственноручно сделал рукопись научной работы. Он полагал, что при наступлении удобного случая сможет осуществить защиту по ней, а такой случай представился при работе в Читинском педагогическом институте. 

В пединституте существовал порядок, в соответствии с которым за определённый период времени преподаватели оформляли список своих научных трудов, публикаций, статей, очерков, который приобщался в личное дело каждого. Так, Изгачёв В.Г. удосужился включить рукопись «О крепостном строе в Грузии в период присоединения к России» в свой список как научный труд.

Что касается помощи в защите кандидатской диссертации Изгачёвым, то руководство Читинского обкома партии и пединститута оперативно вышли с ходатайством в Народный комиссариат просвещения РСФСР о срочном проведении защиты кандидатской диссертации заведующим кафедрой истории Изгачёвым В. Г. в первом, созданном в Забайкалье институте. По указанию Наркомпроса Московский государственный институт истории, философии и литературы 28 июня 1940 года (протокол № 7) рассмотрел защиту кандидатской диссертации В. Г. Изгачёва на тему «Крепостной строй в Грузии в период присоединения её к России». По результатам защиты ему была присвоена учёная степень кандидата исторических наук.

25 января 1941 года, протоколом № 3, Высшая Аттестационная Комиссия Всесоюзного Комитета по делам высшей школы при СНК СССР утвердила В. Г. Изгачёва в учёном звании доцента по кафедре истории Читинского педагогического института. А приказом Всесоюзного Комитета по делам высшей школы при СНК СССР № 1211 тк от 4 мая 1942 года, утвердили кандидата исторических наук, доцента Изгачёва В. Г. исполняющим обязанности зав. кафедрой истории Читинского педагогического института.

Таким образом, Изгачёв свыше пяти лет фактически занимал в Читинском пединституте штатную должность профессора-заведующего кафедрой истории. На основании чего он представлен Учёным Советом Читинского пединститута к утверждению в учёном звании профессора без наличия учёной степени доктора наук. Приказом № 1645 от 3 сентября 1947 года Министерства Высшего образования СССР представление было удовлетворено.

В годы Великой Отечественной войны В. Г. Изгачёв не был призван в армию, на фронт, прикрываясь распространённой на него бронью и, таким образом, снова уклонился от военной службы. На протяжении всего военного времени и в послевоенный период у него была возможность досконально исследовать архивные материалы в Читинском государственном архиве, начиная со второй половины XVII века до начала ХХ века. Собранные и исследованные исторические документы позволяли написать серьёзный научный труд об истории Забайкалья на первых этапах его становления. В итоге был решён вопрос о написании Изгачёвым докторской диссертации.

В сентябре 1948 года он был прикомандирован в докторантуру Академии наук СССР, где работал над докторской диссертацией на тему «История Нерчинских сереброплавильных заводов и горнозаводских крестьян в XVII веке».

Диссертация, согласно плану, утверждённому в Институте истории АН СССР, состояла из шести глав. Таким образом, с сентября 1948 года по 1 февраля 1951 года состоял докторантом Института истории АН СССР (в августе 1950 года научная командировка Изгачёва В. Г. была продлена до 1 февраля 1951 года, приказ № 156 от 25 августа 1950 года по Читинскому педагогическому институту).

Однако в работе Изгачёва В. Г. над докторской диссертацией были вскрыты серьёзные упущения. Так, заместитель директора института истории АН СССР С. Утченко в письме директору Читинского пединститута Ефимову в июне 1950 года сообщал: «При проверке написания диссертации консультант одобрил лишь две главы и введение, что касается третьей и четвёртой глав, они, по мнению консультанта, с которым согласился докторант, нуждаются в значительной доработке, пятая и шестая главы написаны лишь вчерне». Фактически план написания диссертации не выполнялся.

Вместе с тем, Сектор истории периода феодализма Института истории АН СССР указал на необходимость переработки всей диссертации. С 1951 года Изгачёв должен был заниматься переработкой своей докторской диссертации. Окончание работы планировалось сначала в 1952 году, затем в 1953—54 гг. В 1956 году прошёл ХХ съезд КПСС и дополнительно появилась необходимость переработки диссертации ещё и в свете решений этого съезда. Но Изгачёв фактически с 1950 года переработкой диссертации не занимался, и она так и не была подготовлена к защите.

Считаю, что причиной провала с написанием и защитой докторской диссертации Изгачёвым является отсутствие у него высокой степени человеческой способности мышления, познания и объясняется его низким образовательным уровнем, отсутствием знаний в научной области, жизненного опыта и т. п. А ссылка на указание Сектора истории периода феодализма Института истории Академии наук СССР о переработке диссертации является, мягко говоря, уловкой, чтобы скрыть провал с написанием и защитой диссертации. Изгачёв оказался неспособным писать научный труд такого уровня.

В оправдание своего провала с защитой докторской диссертации Изгачёв нашёл объяснение, что он начал активно работать над книгой о походах Петра Бекетова в сибирские края, и на исследовательскую работу потратил много времени и значительных физических сил.

Изгачёв действительно готовил к изданию книгу «Пётр Бекетов — русский землепроходец». Уже был готов текст и даже оформлен макет обложки будущей книги, напечатать которую В. Г. Изгачёв планировал в издательстве «Молодая гвардия», в серии «Жизнь замечательных людей». Рукопись этой книги находится в Забайкальском краевом архиве, но материалы, касающиеся истории Забайкальского похода Петра Бекетова с казаками в 1653—54 гг. из книги изъяты, по-видимому, самим В. Г. Изгачёвым, когда он понял, что написанное им не соответствует исторической действительности.

Сама идея о написании книги о Петре Бекетове возникла у Изгачёва в процессе работы над докторской диссертацией, когда он в архивах Читинской области нашёл архивные документы о походе казаков Петра Бекетова в Забайкалье в 1653—54 гг. При этом, путём подлога, подделок, искажения исторических фактов, он умышленно встал на ложный путь освещения похода Бекетова в Забайкалье, распространяя в своих очерках, статьях и иных публикациях явную клевету в отношении Петра Бекетова, а также откровенное враньё, в результате этого ввёл в заблуждение общественность Забайкалья, исказив правду о походе Бекетова.

Этому способствовало то, что до конца ХХ века почти ничего не было известно о походе казаков Петра Бекетова в Забайкалье. Он наивно полагал, что ложная информация о походе Бекетова в наш край не вскроется, тем более что ещё в начале 50-х годов прошлого века он изъял из общего пользования в Читинском государственном архиве практически все исторические документы, касающиеся похода Бекетова.

Изгачёв начал целенаправленно распространять в средствах массовой информации ложную информацию о роли Бекетова в освоении Забайкалья, в том числе в строительстве Читы. Началом распространения «изгачёвских ложных сведений» о Бекетове явилось присвоение его имени одной из улиц г. Читы. По ходатайству Изгачёва, согласно Протоколу № 10 заседания исполкома Читинского городского Совета депутатов трудящихся от 23 марта 1951 года, ул. Корсаковская на Большом острове, на месте бывшего плотбища переименована в улицу имени Бекетова.

Далее, в 1953 году в газете «Забайкальский рабочий» была опубликована статья, посвящённая 300-летнему юбилею основания города Чита. К сожалению, не исключено, что при участии самого Изгачёва, номера газеты с этой статьёй исчезли из краеведческого отдела Читинской областной библиотеки им. А. С. Пушкина.

В 1959 году он разместил в «Сборнике учёных записок» в издательстве Читинского пединститута свою статью «Русский землепроходец Пётр Бекетов», приписав последнему совершение ряда действий, которых он не совершал.

В 1963—1964 гг. в газете «Забайкальский рабочий» № 298, 304, 4 и 13, под общим названием «Летопись Читы» был опубликован ряд статей Изгачёва. Приведу выдержки из статей:
«Читинское плотбище было выстроено сотней русских казаков под руководством сына боярского Петра Ивановича Бекетова»;
«Со времени освоения Читинского плотбища, вокруг которого вырос современный город Чита, прошло более трёх столетий, но имя основателя Читы не исчезло из памяти народа. Улица им. Бекетова на Большом острове живое напоминание о нём! (№ 298)».

В 1966 году Изгачёв опубликовал в «Сборнике учёных записок» Читинского пединститута исторический очерк «Читинское плотбище в XVII веке», в котором прямо написал:
«Три с лишним века назад в Забайкалье, на месте впадения река Чита в реку Ингоду, было построено первое русское зимовье, а при нём Читинское плотбище — зародыш современного областного города Читы».

При этом Изгачёв В. при написании очерка использовал материалы Госархива Читинской области по строительству Читинского плотбища в предустье реки Чита, по указанию русского посла Фёдора Алексеевича Головина и нерчинского воеводы Ивана Евстафьевича Власова, нерчинскими казаками во главе с десятником Карпом Юдиным в 1687—88 гг. Однако Изгачёв извратил в очерке этот исторический факт, сделав Бекетова с казаками строителями Читинского плотбища и основателями Читы в 1653 году, бессовестно лишив нерчинских казаков права на строительство Читинского плотбища.

В 1967 году на стене гостиницы «Забайкалье» была оформлена рельеф-картина, посвящённая освоению г. Читы. На ней был изображён условный портрет Петра Бекетова и другие фигуры, а также, с подачи В. Г. Изгачёва, сделана ложная надпись: «1653. Казаки Петра Бекетова, заложив Читинский острог, положили начало нашему городу».

Прошло достаточно много времени, прежде чем известный краевед Марина Юлиановна Тимофеева усомнилась в правдивости слов, оформленных в тексте рельеф-картины. Оказалось, что никакими архивными данными не подтверждается сам факт, что казаки Бекетова построили Читинский острог в устье р. Чита. Между тем ложное содержание текста на рельеф-картине могло быть опровергнуто, опасаясь этого, Изгачёв даёт указание об изъятии части архивных документов по Читинскому острогу из общего пользования и на протяжении многих лет к ним не было свободного доступа.

Именно этот ложный текст послужил основанием для проведения масштабного исследования похода Бекетова с казаками в Забайкалье краеведами Тимофеевой М. Ю., Балабановым В. Ф., Руденко Ю. Т., Бариновым А. О., Власовым А. Е., Гончаренко Р. В., Граубиным Г. Р., Третьяковым С. Г., Пичуевым С. П. и другими, которое растянулось на многие годы по разным причинам (поскольку оно затронуло советский период и период современного Российского государства). Краеведами была предпринята попытка отыскать в Читинском государственном архиве документ, в котором хотя бы упоминалось название «Читинский острог». Скрупулёзное исследование по этому факту провёл краевед Виктор Фёдорович Балабанов. Однако в архиве таких документов он не обнаружил.

Спустя многие годы история строительства Читинского острога в 2018 году всё же была раскрыта забайкальским краеведом Станиславом Павловичем Пичуевым (умер 06.01.2021), о чём он сообщил в своей книге об истории Городищенской слободы «Если б не было забыто — может стало б знаменито». Вот что установил С. П. Пичуев:

В 1707 году по Указу Великого Государя Петра Алексеевича и по указанной памяти их Нерчинской Приказной избы от стольника и воеводы Петра Саввича Мусина-Пушкина приказчик Читинской слободы Степан Зеленовский должен был с казаками построить аманатский двор и избы около Читинской слободы. Но Зеленовский не выполнил это распоряжение и был отстранён от должности.

В должность приказчика Читинской слободы в ноябре 1707 года вступил сын боярский Иван Сенотрусов, который и стал руководителем строительства аманатского двора с избами. Строительство данного объекта осуществили крестьяне Городищенской слободы. Сколько оплачивать и откуда изъять деньги — воевода решил так: «По описям же Городищенской слободы пашенным крестьянам выдано содержание» за счёт денежных окладов Читинских конных казаков, которые сами отказались строить острог.

Вместе с тем в архивных документах одновременно идёт речь и об «аманатском дворе» и об «остроге». В этой связи напрашивается вопрос: «Так что же строилось — аманатский двор — тюрьма для содержания аманатов или острог?». Правильно надо считать, что Читинский острог строился как тюрьма, а не для обороны, что подтверждает ряд доводов.

Во-первых, в начале XVIII столетия, после заключения Нерчинского Договора с Цинской империей и сокрушительного поражения монгольских войск, прекратились всякие набеги на русские поселения со стороны маньчжуров и монголов, и обороняться было уже не от кого.

Во-вторых, само строительство Читинского острога не соответствовало общепринятым требованиям традиционной постройки сибирских острогов.

В 1735 году в Читинском остроге побывал академик Г. Ф. Миллер, который раскритиковал, что Читинское селение неправильно называют острогом, поскольку оно никогда не было закреплено полисадом. Изложенное позволяет сделать вывод, что одной из причин постройки аманатского двора-острога является бегство ясачных бурят из-под Итанцинского острога в Монголию. Читинский острог, как новое название Читинской слободы впервые фигурирует в документах 1710 года.

В 1715 году в Читинском остроге проживало 15 служилых людей. Вот теперь понятно, откуда появился в тексте рельеф-картины «Читинский острог». Изгачёв, путём «подтасовки» исторических фактов, использовал построенный крестьянами Городищенской слободы в 1708—08 гг. острог, как сооружение, якобы построенное в 1653 году казаками Петра Бекетова.

Как известно, тайное всегда становится явным, в том числе и историческая действительность, несмотря на допущенные искажения исторических фактов. Все перипетии, связанные с походом П. Бекетова с казаками в Забайкалье, являются наглядным примером того, как учёные историки могут извратить подлинную историю в личных целях.

Большим событием для краеведов-забайкальцев стало обнаружение Отписок П. Бекетова, которые тот отправил из Иргенского острога Енисейскому воеводе А. Пашкову после 21 января 1654 года, а хранились они в архиве Академии наук СССР, Ленинградское отделение, фонд 21, оп. 2, № 22, л. 326—331.

Изгачёв одним из первых из забайкальских историков, уже уйдя на пенсию и проживая в г. Новгороде, ознакомился с Иргенскими Отписками П. Бекетова в 1973 году. Однако, получив копии Отписок, он никого не информировал в Забайкалье и не опубликовал их в местной печати. Содержание Отписок напрочь отметало всю «изгачёвскую ложь» о походе Бекетова в Забайкалье, о постройке его казаками Читинского плотбища и острога в предустье р. Чита в 1953 году, что его очень расстроило.

Чтобы спасти свою репутацию, он в срочном порядке пишет и публикует в 1974 году в газете «Забайкальский рабочий» ряд статей под общим названием «Иргенские записки Петра Бекетова» (№ 98, 107, 117), а в 1975 году в газете «На боевом посту» (№ 242) — статью «Кем и когда основана Чита?». Таким образом, он пытался убедить забайкальцев в достоверности информации о походе Бекетова в Забайкалье, изложенной ранее в его очерках и статьях.

В новых статьях Изгачёв продолжает откровенно лгать, умышленно искажая описание похода казаков Петра Бекетова от Иргенского острога на реку Ингода, скрывая содержание «Отписок» и других известных материалов по истории основания г. Читы, и ещё больше извращая как поход Бекетова, так и основание г. Чита, при этом сам запутался в описании этих исторических фактов.

А как он поступил с копиями «Отписок Петра Бекетова»?

Вместо того чтобы передать их в Читинский краеведческий музей, где они могли бы быть доступными для исследователей похода Бекетова в Забайкалье и для знакомства широкой общественности, он передал их в Нерчинский краеведческий музей для хранения в секрете, одним словом, подальше от глаз людских.

Сейчас трудно представить, как мог учёный историк, кандидат исторических наук, профессор с 35-летним стажем научно-педагогической работы, который около двадцати лет заведовал кафедрой истории в Читинском педагогическом институте, встать на ложный путь описания похода Бекетова. В этой связи сошлюсь на высказывание французского мыслителя Ж. Ж. Руссо:
«Лгать самому себе для своей выгоды — подделка,
Лгать для другого — подлог,
Лгать для того, чтобы повредить — клевета».

Исходя из вышеизложенного власти Забайкальского края, учёному совету Забайкальского госуниверситета необходимо дать оценку допущенным искажениям исторической действительности о походе Петра Бекетова с казаками в Забайкалье и негативным последствиям от действий В. Г. Изгачёва. А также принести официальное извинение забайкальцам за допущенную ложь.