Грустный закат. О последних годах жизни А.К. Кузнецова

«Классиком Забайкальского краеведения» называли Алексея Кирилловича Кузнецова его сподвижники. Это была яркая, колоритная, огромного масштабного значения фигура.

То, что сделал своей неутомимой подвижнической работой этот талантливейший деятель культуры для Забайкалья, несравнимо ни с кем. Обширен и многогранен диапазон его славных дел как учёного исследователя и просветителя, историка и краеведа, археолога и фотографа, родоначальника и организатора музейного дела в Забайкалье. К тому же он был видным революционером и общественным деятелем.

Как и судьба многих неординарных талантливых самородков на Руси, жизненный и творческий путь его был тернистым. Он был наполнен чередованием драматичных ситуаций, высоких свершений и славы, преследований и горестных обид.

Об Алексее Кирилловиче опубликовано много статей и очерков. Наиболее значительным из них является работа Н.Н. Жукова «Жизнь и деятельность А.К. Кузнецова», опубликованная в изданном в 1929 году в Чите сборнике «Памяти Алексея Кирилловича Кузнецова». Этот очерк занимает более двух третей сборника. По существу основные факты биографии Кузнецова были заимствованы большинством авторов будущих статей о нём именно из этого фундаментального источника.

О последних годах жизни А.К. Кузнецова в опубликованных материалах рассказано не так много и далеко не полно. Тому были свои причины.

Архивные документы, хранящиеся главным образом в государственном архиве и краевом краеведческом музее, позволяют на основе засвидетельствованных в них фактах высветить некоторые стороны бытия этого выдающегося деятеля культура на склоне лет. Как ни покажется странным, но последние три года жизни Алексея Кирилловича были омрачены атмосферой недоброжелательности, нападок и даже травле, исходившие от некоторых официальных лиц и организаций.

Казалось бы, кто, как не А.К. Кузнецов, столько сделавший для духовного развития края, основатель трёх великолепных краеведческих музеев в Нерчинске, Чите и Якутске, должен жить на девятом десятке лет в обстановке почитания и спокойствия.

Ещё в начала двадцатых годов ХХ века, в период Дальневосточной республики, заслуги А.К. Кузнецова в развитии культуры Забайкалья были по достоинству оценены и отмечены присвоением краеведческому музею в Чите его имени. Специальным постановлением правительства ДВР он был удостоен высокого звания «Почётный гражданин Дальневосточной Республики».

5 февраля 1925 года на заседании Забайкальского губернского исполкома был специально вынесен и обсуждён вопрос «О 30-летней годовщине Читмузея
и 80-летнем юбилее А.К. Кузнецова». В постановлении была отмечена его исключительная по своей напряжённости и длительности работа по исследованию Забайкалья. Решением губисполкома А.К. Кузнецов был назначен почётным директором сада Жуковского (им самим созданного). Это были два своеобразных пика его славы.

Труды и деятельность А.К. Кузнецова получали признание и высокую оценку в общероссийском масштабе. Центральный Совет Русского Географического общества наградил его большой золотой медалью за труды по этнографии. Он был избран почётным председателем Забайкальского отдела РГО. За участие в ряде региональных выставок награждался дипломами. Его знали и почитали многие деятели науки и культуры в России.

Примечательно одно письмо, пришедшее в Читу на имя А.К. Кузнецова уже после его кончины в июне 1929 года из Солянского школьного музея Революции имени Сони Перовской Омской области.

Однако в дальнейшем в силу новых обстоятельств и иных критериев над А.К. Кузнецовым и некоторыми сподвижниками из ближайшего окружения стали сгущаться «тучи», создаваться определённо негативное представление об их политическом облике, прошлой партийной принадлежности. События эти развивались последовательно и неумолимо.

После ликвидации Дальневосточной республики в конце 1922 года Забайкалье стояло на пороге новых перемен. Залечивались раны минувшей войны, восстанавливалось народное хозяйство, намечались грандиозные планы на лучшую жизнь.

Но в общественно-политической жизни стали происходить процессы, которые затронули определённые слои населения, чья позиция в годы революции и гражданской войны расходилась или не состыковывалась с политикой правящего класса.

На фоне общего трудового подъёма масс в связи с новыми задачами социалистического строительства стала нагнетаться атмосфера в развёртывании кампании по «выкорчёвыванию классово-чуждого элемента» и борьбе с инакомыслием. В первую очередь это относилось к представителям других партий. В первой половине двадцатых годов прошли по стране громкие судебные процессы над эсерами — активными членами партии социал-революционеров.

Так сложилось, что многие активные участники революционного движения в Забайкалье принадлежали к этой «злополучной» партии. Особенно сильно было влияние эсеров в 1917 году, когда даже среди рабочих Читы-1 их было большинство. Достаточно сказать, что почти всю весну 1917 года лидер этой партии Мария Спиридонова после освобождения её из тюрьмы проживала в Чите, укрепляла сплоченность рядов партии социал-революционеров, пользовалась непререкаемым авторитетом среди населения. Именно по её инициативе было принято постановление о ликвидации Нерчинской каторги.

На первых демократических выборах в местное общественное самоуправление летом 1917 года эсеры, по сравнению с другими политическими партиями одержали убедительную победу. Во главе руководящих органов Читинской городской Думы и Управа оказались их представители.

Городским Головою был избран А.А. Лопатин, его заместителем Н.Н. Жуков — брат известного скульптора. В состав Городской Думы был избран и А.К. Кузнецов. Его партийный стаж исчислялся с 1906 года. В то время он являлся активным участником революционных событий в Чите, за что был предан военному суду, приговорён к смертной казни, заменённой десятью годами каторги. Когда в двадцатых годах прошли судебные процессы над активистами партии социал-революционеров, повсеместно началось «давление» на людей с эсеровским прошлым. В газетах стали появляться объявления о публичном отрешении многих из них от прежних политических взглядов, о переориентации на новые позиции.

Вот как об этом применительно к А.К. Кузнецову писал в уже упомянутом очерке Н.Н. Жуков в 1929 году:

В феврале 1924 года на общем собрании членов Читинского отделения Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев обсуждался рекомендованный Центральным Советом Общества вопрос идеологического порядка о выравнивании единого фронта.
В резолюции собрания сказано:
«Собрание считает, что б/политкаторжане и ссыльнопоселенцы, независимо от принадлежности к той или иной партии сыграли значительную роль в революционном движении России, но в поступательном ходе революции ясно выразилась отсталость и неправильно занятая позиция некоторых товарищей, принадлежащих к партиям, не принявших Октябрьскую революцию.
Считать, что прошлый опыт рев. борьбы, долгие годы ссылки и каторги призывают нас объединить наши распылённые ряды, мы ставим вопрос перед Всероссийским съездом о коллективном вхождении в ряды РКП(б)».

А.К. Кузнецов остался беспартийным, но с присущей ему энергией активно продолжал вести научно-исследовательскую и общественную деятельность. Необходимо при этом отметить, что Алексей Кириллович стал одной из центральных фигур в объединении усилий и согласованных действий возглавляемого им краеведческого музея и Читинским отделением Русского географического общества (ЗОРГО) и Забайкальским отделением общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Широка и разнообразна была эта деятельность, заслуживающая специальных исследований и обобщений. Новый импульс получила работа, связанная со сбором и изучением обширного материала по истории Нерчинской каторги, истории гражданской войны партизанского движения в Забайкалье. Плодом этой работы явилось создание филиала краеведческого музея Революции, открытого к 20-летию революции 1905 года, который возглавил ближайший друг и помощник Алексея Кирилловича Николай Николаевич Жуков.

Большая часть бывших политкаторжан, а также представителей творческой интеллигенции, среди которых ярко выделялась фигура А.К. Кузнецова, активно влилась в общее русло общественно-политической жизни Забайкалья, встали в один созидательный ряд с теми, кто приступил к строительству новой жизни.
Но кому-то показалось это недостаточным проявлением лояльности. Именно в эти двадцатые годы в обществе стали накапливаться и проявлять себя тенденции особой классовой бдительности, подозрительности, недоверия к тем, кто когда-то занимал иную политическую позицию, или колебался, или тем более был в стане контрреволюции.

Особая роль в развёртывании работы по выявлению и преследованию «классово-чуждого элемента» отводилась такой силовой чекистской структуре как органы ОГПУ. В орбиту её действий стал подпадать всё более разрастающийся круг людей, в биографии которых обнаруживались «тёмные пятна». Пошло в ход наклеивание ярлыков: «классовый враг», «кулак», «белогвардеец», «семёновец», «японский шпион»…

Стали появляться «лишенцы — лишённые избирательных прав граждане из числа бывших представителей имущих классов, лиц, служивших в Белой армии, священнослужителей, кулачества и тому подобное. ОГПУ энергично приступила к осуществлению своих оперативных действий в борьбе с «врагами народа». В ход пошли не совместимые с общечеловеческой этикой и моралью приёмы — наветы и доносы, создание атмосферы боязни и страха у людей.

К числу объектов повышенного внимания чекистов были отнесены бывшие политкаторжане с эсеровским прошлым те, кто в дореволюционное время активно боролся с царским самодержавием.

Любопытен в этом плане «исторический» запрос ОГПУ в Читинское отделение Общества бывших политкаторжан:
«По встретившейся надобности Читинский окротдел ОГПУ просит Вас сообщить фамилии членов в/общества, отбывавших каторгу в Кадаинской, Кутомаровской и Алгачинской каторжных тюрьмах в период между 1908 и 1917 годами, с персональным указанием периода и места заключения».

Не секрет, что в тюрьмах Нерчинской каторги в указанный период было «засилье» социал-революционеров. И теперь, спустя много лет, добрались-таки до этой категории узников царской каторги. 

В особый список таких людей попал и один из авторитетнейших и уважаемых людей Алексей Кириллович Кузнецов, которому на тот момент перевалило уже за восемьдесят. Не успели утихнуть юбилейные речи, а чекисты уже были тут как тут, подготовив на старика солидный «компромат».

15 октября 1926 года начальник Читинского отдела ОГПУ С.А. Болотов направил в Читинский окружком ВКП(б) письмо-информацию, в котором А.К. Кузнецов тенденциозно обвинялся во многих «грехах» как бывший народоволец, эсер и даже провокатор, причём без каких-либо элементарных убедительных доказательств.

В отношение А.К. Кузнецова и сотрудников музея А.Н. Добромыслова и Б.Д. Замошникова, подозреваемых в «расхищении дорогих экспонатов», сказано, что «все они — в прошлом эсеры, до сих пор не изменившие своей идеологии».

В отношение Замошникова делается затем оговорка: «Точная принадлежность его к партии эсеров не установлена, но по своим взглядам приближается к Добромыслову». Делая акцент на устойчивую принадлежность А.К. Кузнецова к партии эсеров, приведён факт, когда в период Февральской революции он «был избран почётным членом комитета Забайкальской организация ПСР».

«Кузнецов, — говорится далее в письме, — заподозрен нами в службе в царской охранке под кличкой “Ласточка” — по сведениям некоего Березнюка, о котором слышала, якобы, Прасковья Кривоносенко». В письме высказывается недоумение, как, будучи приговорённым в 1906 году к смертной казни, Кузнецов остался жив и получил лишь десять лет каторги.
«Меры к окончательному выяснению действительной принадлежности Кузнецова к охранке, — сказано далее, — нами приняты и на днях будут окончательные результаты».

 В качестве «криминала» приводится даже такой факт:
«… будучи в Нерчинске, Кузнецов организовал там музей. При проезде через Нерчинск в 1889 году бывшего наследника престола, а затем царя Николая Романова, Кузнецов участвовал в “торжественней встрече” Николая, которой в числе прочих учредителей осматривал Нерчинский музей и благодарил Кузнецова за его труды по созданий музея и в награду подарил ему золотую булавку с бриллиантом».
Указывалось и то, что «цесаревич милостиво подал ему руку и на поддержание музея пожертвовал 500 рублей».

Нелепыми, мелкотравчатыми и смешными выглядят и ряд других обвинений в адрес Алексея Кириллова, связанных с его личной жизнью. Это была акция, направленная на подрыв и низвержение его авторитета и имела далеко идущие цели и последствия. Из истории мы знаем много фактов, когда какой-либо сочинённый и подброшенный пасквиль выводил из равновесия великих мужей, скажем, того же А.С. Пушкина.

Можно понять состояние души уже дряхлеющего, измученного многолетним пребыванием на каторге и ссылке, патриарха Забайкальской культуры, когда ему стало известно о тех инсинуациях, какие проделывают по отношению к нему официальные структуры, какое представление создают о нём в общественном мнении.

В середине марта 1927 года А.К. Кузнецов оставляет пост директора краеведческого музея. На его место был назначен П.А. Окунцов. С вывески музея снимается имя его основателя.

Ядовитые стрелы, выпущенные злыми людьми, нацелены были не только и не столько на А.К. Кузнецова. Они поразили многих его верных друзей и товарищей по революционной борьбе, по совместной деятельности на общественном поприще, на научном и культурном фронте, на ниве народного просвещения. Это был удар по творческой интеллигенции.

Забайкальское отделение Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселениев к середине 1928 года резко сократилось в своём количественном составе и стало влачить жалкое состояние. Секретарь этого отделения И.В. Буцанов в письме от 17 июня 1928 года отмечал:
«За последнее полугодие стало наблюдаться явление, прямо ведущее к разложению нашего отделения, это индифферентизм, апатия и полное безразличие к делам и жизни отделения».

Серьёзно пострадало и Забайкальское краеведение. Об этом подробно рассказал в девяностые годы в своих статьях известный Читинский краевед Г.А. Жеребцов. Летом 1928 года состояние здоровья А.К. Кузнецова резко ухудшилось. Консилиум врачей признал необходимым направить его для лечения и восстановления здоровья в столичные медицинские учреждения.

9 октября староста Совета Забайкальского отделения Всесоюзного общества бывших политкаторжан Н.Н. Жуков обращается с просьбой к начальнику Забайкальской железной дороги «не отказать в распоряжении о предоставления двухместного купе за наличный расчёт в скором поезде до Москвы».

В провожатые Алексею Кирилловичу выделяется медсестра Дмитревская Ольга Алексеевна. Ей выдаётся удостоверение за подписью того же Н.Н. Жукова о том, что она «сопровождает больного члена Общества б. политкаторжан нечаевца Алексея Кирилловича Кузнецова, направленного Читинским отделением Общества в Ленинград для лечения в клинике Фёдорова и выражается просьба оказывать ей в пути следования необходимое содействие».

10 октября 1928 года направляется телеграмма: «Москва. Общество политкаторжан. Нечаевец Кузнецов въехал в Москву скорым десятого. Староста Жуков». Но попытка друзей и соратников продлить жизнь Алексею Кирилловичу не увенчалась успехом, дни его были сочтены, и вернуться в родное Забайкалье ему было не суждено. 12 ноября 1928 года А.К. Кузнецова не стало. Умер он в Москве.

Потеря этого выдающегося общественного деятеля и учёного, пионера музейного дела в нашем крае была невосполнима. Вместе с ними ушли невоплощёнными идеи свершений. Неуютно стало без него его близким по духу друзьям и сподвижникам.

Горькая участь постигла многих из тех, особенно из числа бывших эсеров-политкаторжан, кто долгие годы находился рядом с А.К. Кузнецовым, входил в его ближайшее окружение. Из упомянутых в статье лиц покинули Забайкалье Н.Н. Жуков и А.А. Лопатин. Но в 1938 году они погибли в тюремных застенках ГУЛАГа как «контрреволюционеры». Из работников краеведческого музея А.Н. Добромыслов и И.Н. Софронов расстреляны, подвергался аресту Б.Д. Замошников.

Прошли годы. Восстановлена вывеска на здании Читинского областного краеведческого музея, носящего имя его основателя А.К. Кузнецова. С годами возрастает значимость той огромной разносторонней научно-исследовательской и просветительской работы, которую, к удивлению многих, смог проделать всего лишь один человек в лице Алексея Кирилловича. Его наследие, труд, несомненно, явятся предметов многих исследований.

Как тут не вспомнить слова видного исследователя Забайкалья и Дальнего Востока Н.В. Кирилова, который сказал:
«Восточной половине Забайкалья посчастливилось. В лице А.К. Кузнецова она приобрела неутомимого, беззаветного работника, открывшего свету прошлое страны верховьев Амура».