Биографические записи Владимира Лобанова. Брат и сестра

В отличие от меня моя сестра Зоя быстро нашла себе подружек. Это была Валя Кукушкина, соседка через дом, и две сестры Муравьевы, дети паровозного машиниста, Нина и Инна. Возрастом они были на два года старше меня, но по своей живости, шаловливости, находчивости превышали меня на две головы.

Это сегодня они солидные дамы, главы семейств. Тогда это были настоящие чертовки. Например, такой эпизод. Я с соседом, сыном дяди Вани Юркой Янковым (он был младше меня) играли в очень интеллектуальную игру: кто дальше написает. И мы иногда стояли рядом и пускали струйки. Мимо пробегали Валя и Зоя и спросили у нас, что это мы делаем? Мы объяснили. Тогда девицы заинтересованно спросили: «А можно нам?», мы разрешили, поскольку знали, что девочки это делают только вниз и нам не соперники. Не тут-то было: подруги быстро спустили трусики, ложились назад и выдали по струе длиной от 4 до 5 метров, побив наши рекорды вдвое. Они посрамили нас, и мы в эту игру больше не играли.

Зоя была живой девочкой. Если моей обязанностью было сготовить обед, то Зоя в свои 11—13 лет могла за час-полтора перемыть и выскоблить ножом все полы, столы, скамьи. Быстро и ловко готовила обед. За водой они ездили вдвоём,  и если я это делал за час, то они могли доставить воду втрое быстрее. Любая работа у неё кипела. Зоя была верной опорой мамы. Кроме моих дел была масса других, женских дел по стирке, штопке и т. д. И это в большинстве делала охотно. 

После 1944 года Зоя с подругами также 13—15 лет уже бегали на танцы в сад «Коллективный труд», домой приходила поздно, быстро искала хоть что-нибудь поесть или хотя бы выпить чего и заваливалась спать, спала она с великим удовольствием, разбудить её было трудно. Однажды, уже когда вернулся отец, Зоя второпях заглянула в шкаф, достала бутылку минеральной воды «Боржоми» и, шепнув: «Никому не говори», глотнула чуть не 1/3 бутылки. Я же смотрел на неё с ужасом, ведь я знал, что в бутылке не «Боржоми», а старый, заплесневелый рыбий жир. Когда сестра поняла ошибку, то пулей выскочила за дверь на улицу и долго выворачивала желудок наизнанку. Этот эпизод долго был предметом шуток.

Училась Зоя хорошо, школу закончила в 1944, и она, и все её подруги вчетвером поступили в фельдшерско-акушерскую школу. Там они быстро себя зарекомендовали отчаянными головами, но учились хорошо. Подруги вместе ходили по грибы, ягоды и вообще были неразлучны. В 1950 году Зоя неожиданно вышла замуж за Володю Рогожина, который, напротив, имел занудливый характер и был старше Зои на 14 лет. Вскоре моя сестра стала солидной мамой двоих детей.

Пожалуй, самым талантливым человеком в нашей семье был мой старший брат Борис. Он был на 4 года старше меня, но по своему развитию обошёл меня на добрые 10 лет. После окончания школы в 1943 году Борис поступил в Школу военных техников. В то суровое время это было для него спасением от голодной смерти или ухода в молодые преступники. В школе, кроме обычных карточек иждивенцев в 300 гр. хлеба в день, кормили завтраками и обедами в столовой. Правда, пища эта была крайне скудной, брат всё равно голодал, но выжил. 

О той степени бедности, которая была у нас в середине войны, я расскажу подробнее, но эпизод, когда при поступлении в ШВТ Борис ходил в сапогах, где был верх, но практически не было подошвы, едва не стоил ему жизни. Борис простудился самым ужасающим образом, получил воспаление среднего уха, свалился и был чудом спасён врачами. Его спасло то, что в ШВТ вскоре выдали военную форму.

Борис обладал феноменальной памятью, цепкостью мысли, здравым суждением, огромной способностью к математике, но главным его кумиром была химия. Ещё в доме на Песчанской он делал химические опыты. Часто были взрывы, выделялись вонючие газы, он сжигал кислотой столы, мама с отцом ругали его за это, но всё бесполезно. В ШВТ ему доверили, к его радости, работу лаборанта и он удивлял своих однокурсников всевозможными броскими и наглядными реакциями-чудесами. В это время ему было 15 лет, а дома у него настольной книгой была «Общая химия» Менделеева — огромный том на 1 тыс. страниц, испещрённых формулами, — для него это была поэзия. Дома он также делал опыты, получая из бертолетовой соли порох, однажды сильный взрыв переполошил соседей. 

Учился Борис на отлично, получил звание техника-лейтенанта, строителя электростанций, уехал в Комсомольск-на-Амуре в Пивань и до конца жизни строил там электростанции.

Мне кажется, что если бы он стал химиком, то Родина получила бы крупного учёного. Впрочем, до этого было ещё далеко. В быту с Борисом было нелегко, он имел вспыльчивый характер, любил командовать. Это ему удавалось со многими, но не со мной. Я постоянно сопротивлялся ему, не уступал ни в чём. 

Если учесть, что он физически и по развитию впятеро был сильнее меня, то вначале это его удивляло, а потом стало раздражать. Он пытался взять силой, колотил меня, однажды до того избил и запугал меня, что я наложил в штаны, но не уступал. Когда он со зла давал мне подзатыльники, то я оскорблял его словом «палач». Это слово выводило его из себя до такой степени, что он готов был убить меня, а я всё равно твердил: «Палач!». Помню, однажды мама застала нас в такой момент и напала на нас, но стала хлестать полотенцем не Бориса, а меня, что меня удивило, мама требовала не дразнить брата. Вскоре Борис отстал от меня и больше не пытался воздействовать на меня силой.

Не надо думать, что у нас были сплошные драки. Жили мы, в общем, дружно, вместе ходили обрабатывать огород, где первенство Бориса было неоспоримо. Помогал он, когда было время, в заготовке воды дров и т. д. Мы с ним читали одни и те же художественные книги. Книги, в основном, добывал я, Борис отбирал, говорил: «Рано тебе такие читать», и прочитывал сам. Читал он невероятно быстро, запоминал всё.

У Бориса была другая компания, на нас, учеников начальной школы, он не очень-то обращал внимание. Его товарищ Ленька Авдеев не смог поступить в ШВТ, пытался во второй год, ему это училище снилось, он сочинял стихи, где в конце была фраза: «Вас в ШВТ приняли!». Это был предел его мечтаний.

Позже Ленька поступил на оружейный завод (ныне машзавод), изобрёл какой-то новый затвор для оружия, был засекречен и мы его больше не видели. Все другие друзья по ШВТ были такие же целеустремлённые, ра́звитые, честные и работящие, как и мой брат. Окончив ШВТ, многие работали на железной дороге до конца своей жизни, достигали немалых чинов, но тяжёлое детство и колоссальная работа привели к тому, что все они, кого я знаю, умерли, не дожив до 50 лет. Отдача от них на производстве была огромной. Лучшим был Сашка Скворцов. 

Начиная с 1942 года, голод поразил всех жителей Читы—I, не работавших на железной дороге. Страшно голодала и наша семья, но как я теперь понимаю, тяжелее всех доставалось Борису. Крупный подросток, он должен был питаться намного больше других, но пищи не хватало. Если бы не воспитание, которое Борис получил в нашей семье, он с голоду давно ушёл бы в банду (их было много) и добывал бы пищу разбоем и грабежом. 

Особые муки доставляла Борису моя привычка оставлять 1/2 утренней пайки хлеба про запас. Я прятал этот кусочек всегда в одно и то же время и в одно и то же место (за зеркало на столе). И Борис, и Зоя знали, что каждый день там лежит хлеб, они ходили кругами вокруг, не могли преодолеть себя, откусывали или отщипывали понемногу, но никогда не брали более 1/3 от того, что лежало. Я чувствовал, что кусочек был меньше, но не мог никого не подозревать и перед обедом съедал свой запас. Назавтра было то же. Борис был голоден всегда и никогда не наедался. Члены банды дружили с Борисом, они были одного возраста, но к себе не привлекали.