Биографические записи Владимира Лобанова. Осень 1945 года

Начальную школу я окончил в 1945 году. Это была осень больших перемен. В сентябре окончилась война с Японией. В середине сентября пошли первые эшелоны с трофеями. Военные склады не вмещали всех трофеев и вагоны стояли по ул. Ломоносова на длину более километра. Мальчишки ходили табунами и при удобном моменте пытались вскрыть ящики. Охрана смотрела сквозь пальцы, когда тащили такую мелочь, как карандаши, блокноты и т. д. 

Мой брат Борис вечером принёс связку великолепного ватмана — александрийской бумаги, на которой делал свой дипломный проект. Но вечером и ночью вагоны потрошили профессиональные воры. Им были не нужны карандаши и блокноты, они тащили спирт, шёлк, сахар, одежду. Эта вакханалия продолжалась несколько дней, о ней заговорили в городе, и военное командование приняло жёсткие меры, стали стрелять в воздух, а ночью застрелили одного вора. 

Вскоре вагоны разгрузили в склады и больше трофеев мы не видели. Правда, осенью к нам прибежал солдат и предложил купить у него мешок пшена, что мама с удовольствием сделала, нам хватило его на всю зиму.

Если для нашей семьи трофеи были делом отвлечённым, то в семье Сучиловых  трофеи стали основой будущего благосостояния. Его отец брал в поездки бутылки водки и деньги, и когда вёз эшелоны с трофеями, то солдаты охраны за бутылку предлагали ему большие ценности, и вскоре на счету семьи Сучиловых был целый склад вещей, продуктов и миллионы денег. Впоследствии на эти деньги они купили дом, машину, мебель и т. д. Но для этого им надо было уехать из Читы, здесь их доходы были слишком на виду.

Для Робки неожиданные доходы отца оказались вредными, он постоянно торчал на базаре, торгуя трофеями, полюбил лишние деньги, проворовался и оказался в тюрьме, его, правда, скоро выпустили, но школу он бросил, и мы с ним уже не встречались. Через 15 лет я был у него в гостях в Иркутске, где он работал в Управлении НКВД.

Однажды в школе раздался крик: «Приехали японцы!» и в классе не осталось ни одного мальчишки, все кинулись на станцию. Здесь под усиленной охраной стоял эшелон с военнопленными. Хотя охрана и покрикивала на нас грозно и грозилась автоматами, но не станут же стрелять в любопытную мелюзгу. И мы увидели легендарных для нас японцев-самураев. 

Эти японцы были знакомы нам по многочисленным статьям в газетах и передачах на радио. Они изображались как исчадия зла, чуть ли не с волчьими зубами и с хвостом. На самом деле почти все японцы были детьми рабочих и крестьян, простые улыбчивые лица и очень голодные. Прошёл слух, что у японцев на хлеб можно выменять авторучки, блокноты и т. д.

На следующий день я отрезал от семейной пайки полбулки хлеба и с другими пацанами бросился на воинскую площадку, которая была недалеко от нашего дома. Здесь эшелонов с военнопленными было множество, и мы быстро обменяли свои хлебные запасы на авторучки. Хотя доставшаяся мне авторучка была с винтовым поршнем, но работала у меня недолго, возможно потому, что чернила у нас были самодельные, быстро высыхали и забивали перо.

К японцам мы вскоре привыкли. Их поселили в бывшую территорию ремесленного училища на ул. Ломоносова. Территория была захламлена и загажена. Японцы быстро навели на ней порядок, построили аккуратные бараки, плац, туалеты, спортплощадки. Территория, где расположили японцев, была на задах Читинского ПВРЗ и работали они тоже на заводе. Работа не была для японцев непосильной, но непривычное питание и холода, затем инфекции косили японцев, не разбирая, вскоре на нашем кладбище уже были братские могилы пленных японцев. 

Первое время японцы ходили под охраной наших автоматчиков, но вскоре они ходили под командованием своих же офицеров и всегда соблюдали порядок. На ходу пели русские песни и вскоре к ним привыкли. Позднее они могли ходить небольшими группами и никто уже этому не удивлялся. Летом некоторые группы японцев пропадали на Кеноне, они удивляли наших пацанов своей способностью плавать, некоторые японцы были прирождённые моряки и рыбаки. Здесь уже на них не обращали внимания.

Те, которые пережили первые месяцы плена, в дальнейшем уже не боялись холодов и привыкли к нашей пище. 

Японцы отстроили в Чите несколько крупных домов на улице Ленина, от улицы Полины Осипенко до Н. Островского и возвели монументальное здание Округа железных дорог на площади Ленина. Строили японцы медленно, но качественно и дома сегодня, через полвека, в прекрасном состоянии.

Здание Управления Забайкальской железной дороги / vk.com/zabzd_official

Японцев начали отправлять на родину в конце 1947 года. Эшелоны из читинских лагерей формировали на той же военной площадке, где их встречали два года назад. Многие японцы успели привыкнуть к Чите, тем более знали, что на родине их не ждёт ни работа, а многие не имели дома и семьи. Многие желали остаться в Забайкалье навсегда, но этого не разрешили никому. Я сам видел, какое трогательное, братское прощание было при отправке эшелонов. 

Думаю, немногие японцы, напуганные пропагандой о страшной Сибири, ожидали такого хорошего приёма в неведомой для них Чите и в дальнейшей жизни вспоминали о ней с теплотой. При отправке эшелонов никакой вооружённой охраны не было и в помине… Леонид Григорьевич Либо-май, старший товарищ по работе в тресте «Читстрой» как раз и занимался размещением японцев и мог бы многое рассказать об этом.