Биографические записи Владимира Лобанова. На работу на родину

Итак, после 6,5 лет отсутствия я снова в Чите. После Новосибирска, Омска, Новокузнецка того времени Чита показалась мне маленьким уездным городком. Всё здесь было провинциальным и немасштабным. Но это был мой родной город, после революции 1917 года город почти не вырос, и в этом не было его вины, здесь вмешалась «большая» политика. Как бы то ни было, но предстояло строить новый город. 

Денег на строительство отпускалось неисчислимо, но не было строительной базы, техники, опыта. После работы в Кузбассе, где я прошёл отличную школу жизни у Н. Новикова, строил крупные объекты, никакая стройка в Чите не была мне в тягость. Была маленькая заминка: из Мысков ещё не прибыла моя трудовая книжка, и я временно был дома. 

Мама встретила меня с восторгом, я всегда был близок ей по духу, да и то, что я, наконец, буду жить в одной комнате с ней, придавало ей спокойствия. Отец был сдержанно рад, но и он надеялся на мою помощь, ведь первый специалист с высшим образованием и немалым производственным опытом явно был ко времени в семье. Отец устал, ему было уже 57 лет, все годы в нужде он тянул семью, и, наконец, ему пришла помощь. Младшие сёстры не выказали особых эмоций.

Пока не было трудовой книжки, я пошёл разузнавать о будущей работе в тресте «Читстрой», здесь отнеслись ко мне настороженно, без документов не решились оформлять. У железнодорожных строителей готовы были поверить мне на слово, принять временно без трудовой книжки, но у них не было разворота работ, и я сам не рвался к ним.

Перед самым Новым годом я, наконец, получил свои документы и уже с 3 января был зачислен инженером на строительство промбазы на объекте «Стройдвор-45». Я услышал много красивых слов о развитии базы от управляющего трестом. Хотя масштабы строительства в Чите во много раз были меньше предыдущей работы в Кузбассе, но я надеялся на будущее.

Утром следующего дня я был в кабинете начальника технического отдела треста «Читстрой» Семена Исидоровича Кравченко и попросил его выдать проекты на мою новую стройку на Чите I на территории «Стройдвор-45». Мне было заявлено, что никакого проекта нет и в помине, а ведь вчера управляющий Любич врал, что всё есть и к работе можно приступать. Враньё нужно было Любичу для того, чтобы заманить меня на работу в трест. Кравченко просил меня сделать проект самому, но ведь я в проектировщики не нанимался!

Какой контраст представляли действия руководителей в Чите по сравнению с суровым, но всегда честным поведением Новикова. 

Делать нечего, я согласился сделать проект и попросил дать мне изыскания на грунты. Их тоже не было, не было и съёмки, не было даже типового проекта. На меня напал смех, что такие серьёзные люди, как управляющий трестом, главный инженер Калашников Пётр Григорьевич, начальник техотдела Кравченко пошли на такой примитивный обман ради того, чтобы привлечь на работу молодого инженера со стороны.

Потом узнал, что инженеров в тресте всего шесть человек: управляющий, главный инженер, начальник стройуправления №2 Туманов, я, да двое девчат, позже приехал молодой ленинградец Саша Ульянов. Так что все были на виду, из них опытных было всего трое.

Трест «Читстрой» министерства городского и сельского строительства фактически всерьёз начал создаваться всего два-три года назад. Ранее под таким названием уже были строительные тресты в Чите, ещё в 20-е годы, но позже они рассыпались. Областное и городское руководство в этот раз намерены были взяться за строительство всерьёз и надолго.

Люди в Чите были, средства имелись, сдерживало отсутствие проектов, и, главное, не было промбазы. Имелся один башенный кран грузоподъёмностью в 1,5 тонны, несколько автокранов 3—7 тонн, автомобили и прочая мелочь. Но не было хорошего лесопильного цеха, столярного, мастерской по ремонту техники, гаража, завода сборного железобетона, складов и многого другого. Полигон и завод железобетона на Большом Острове строились, а вот другое прочее только предстояло построить.

Делать нечего, месяц я провёл в техотделе, спроектировал механические мастерские и начал работать. Вначале у меня была комплексная бригада каменщиков-бетонщиков, потом по мере роста работ я прибрал другие бригады плотников, бетонщиков. Рядом работал участок мастера Сашки Анисимова. Работали они хорошо и строили за год по пять-восемь двухэтажных деревянных восьмиквартирных домов.

По тем масштабам, которые я уже имел в Мысках, объекты были мелкие, незначительные, но здесь осложнялось тем, что почти все деревянные, металлические, железобетонные детали надо было делать самому. При отсутствии базы строить приходилось самыми примитивными методами.

Зная эти места, я сразу принимал меры против просадки грунта в зоне вечной мерзлоты. Три железобетонных пояса дополнительно запроектировал я на мастерских, и это хотя и замедлило строительство, но обеспечило нужную прочность. Рядом большое строительство вели железнодорожники, и, несмотря на мои предостережения, они таких мер не предприняли. В результате, много домов до сих пор не избавились от просадок и трещин.

Начиная строительство по науке, преподанной мне в институте и закреплённой на практике у Новикова, я сразу стал думать о том, что предстоит сделать на объекте через 2—3 месяца, а на соседних объектах — через год или через два. 

Такая инициатива от прораба-мастера в тресте была удивительна, здесь и управляющий далеко не смотрел, но, зная, что на этой площадке будут и другие объекты, начинал заблаговременно тормошить трест, для того чтобы они думали о других объектах: лесопильном и столярном, и многих других.  Такие проекты были подготовлены.

Бетонируя фундаменты, приходилось запасать все материалы и конструкции на кровлю, когда велась кладка стен. Я вынужден был параллельно вязать деревометаллические фермы. Опыта у рабочих для этого не было и было необходимо временами принимать на себя обязанности плотника и показывать, как и что делать.

Точно такую же мастерскую в Верх-Чите строили 3,5 года, с учётом хорошей подготовки мастерскую в Чите мои рабочие возвели за 9 месяцев, сроки в Чите невиданные. К этому времени начали строить и другие объекты базы. В течение 1958—1959 годов моя работа была на маленьком пятачке этого стройдвора и в конце 1959 года промбаза треста уже работала более чем наполовину. Здесь на этом участке организовался очень хороший коллектив.

Ни я, ни мастера Анисимов и Портной не позволяли бригадам стоять без материалов, машин, кранов. Имея постоянную работу, квалифицированные плотники показывали чудеса, умудрялись за месяц срубить двухэтажный дом, за второй оснастить его окнами, дверями, перегородками и за месяц произвести окраску-побелку и сдать дом в эксплуатацию. Казалось бы, и объекты небольшие и писать о них не стоит, но в то время во всём городе бывало не сдавали к празднику ни одного дома, кроме этих деревянных. 

Объекты промбазы тоже не были великими стройками, но они и до сих пор остаются самыми крупными для городских строителей, а ведь прошло уже 35 лет. Интересный объект был столярный цех. Здесь было отделение для сушки древесины. В стенах, отделяющих одну секцию от другой, проходили воздушные каналы для вентиляции. Так вот, проект был настолько древний, что эти стены были запроектированы из дикого камня, такого я не только не видел, но и не читал об этом. Но это чудо надо было строить моим каменщикам. 

И они под руководством опытнейшего Акима Леонтьевича Максимова выполнили такую сеть каналов в тонких стенах из дикого камня. Этот объект можно показывать в музее и как образец отсталого проекта и как образец ювелирной техники каменщиков. Цех успешно работает уже 37 лет!

После того, как строительство базы было успешно закончено, а я работал уже давно старшим прорабом, то руководство треста решило назначить меня главным инженером Центрального строительного управления и одновременно начальником «скоростного» строительства.

Дела на производстве шли успешно и не были особенно тяжёлыми для меня после опыта работы в Мысках. Домашние дела были не так хороши.

Наша семья после моего приезда уже не была обременена нуждой. Мама получала хорошую пенсию — 87 рублей, отец — неплохую зарплату, более 200 рублей в месяц, и столько же получал я. Отсутствие нужды не исправило отцовский характер.

Он всё продолжал придираться к маме. Теперь он не мог ревновать, но нашёл другой повод, заявляя, что якобы мама не так нас воспитала и за все наши выходки зудил маме, не давая ей прохода. Однажды он даже пустил в ход кулаки. Мне было дико узнать об этом, когда мама вынуждена была это рассказать, то я потребовал объяснений у отца, а тот по своей привычке хотел ударить и меня. Пришлось схватить с полу башмак и отшлёпать отца. 

Назавтра я увёз на такси маму к сестре Зое, там остался и я сам, младшие сёстры ушли к подружкам, и отец впервые остался в большом доме один. Все последующие дни я занимался поисками квартиры, но пока найти не мог. Отец прожил один более месяца, потом пришёл к матери и просил её вернуться, обещал не поднимать на нас руки, но и не скандалить. Мама простила отца и просила доставить её домой и всем нам вернуться тоже.

Все вернулись домой, и надо сказать, что слово своё он сдержал: ни я, ни мама не слышали от него грубого слова. Однако все эти отцовские «чудачества» дорого обошлись маме и 8 марта 1959 года мама умерла. Вскоре после похорон отец начал ходить в гости к какой-то женщине, моложе его лет на тридцать, а после годовщины смерти мамы привёл эту женщину в дом. Уже осенью 1958 года я просил квартиру на своей работе.

К этому времени все рабочие имели квартиры, однако на моё заявление внимания не обратили. Зимой 1959 года, когда отец решил привести новую жену, он вновь начал скандалы, и я понял, что в отцовском доме мне не жить. Оттуда надо было забирать и сестёр. Вера в это время закончила школу, и училась в культпросветучилище, а Валя закончила вечернюю школу и поступила на учёбу в медицинский институт. Понятно, что ни о какой жизни и учёбе в условиях, когда придёт вместо мамы молодая жена, и речи быть не могло.

На работе я вновь получил отказ и, оказавшись в безвыходном положении, решился на решительный шаг. Я в это время работал на строительстве многоэтажного дома, где ныне магазин детских товаров (ул. Ленина, №121). Во дворе этого дома стоял пустой барский дом, который было намечено снести. В течение дня каменщики под руководством Максимова возвели фундамент и печь, а плотники сделали перегородку, крыльцо, новую дверь, и я со своими сёстрами переехал в эту комнату.

Итак, я живу с сёстрами на «птичьих» правах в доме, который будет снесён летом, а мои просьбы о жилье во внимание не берутся. Так дело продолжалось до марта 1960 года. В феврале 1960 года облисполком и руководство треста решили возвести три четырёхэтажных дома на 96 квартир за 90 дней. Руководство подготовки строительства и само строительство поручили мне.

Я подошёл к этой работе очень серьёзно. За два месяца был разработан план работ, причём все работы по кладке стен, устройству перегородок, окон, дверей, подачу всех сантехнических материалов было намечено осуществить до устройства перекрытий. В плане дом делили наполовину и когда в одной вели кладку, на другой делали монтаж конструкций. Получалась лесенка. Когда над головой было два перекрытия, то начинали штукатурку и позже отделку здания. 

В то время у нас не было стеновых панелей, всё делали из штучного кирпича. Перегородки, санблоки готовили сами, обивали штукатуркой и штукатурили, но это делали на другой площадке. Итак, предполагалось, что на этой стройке не будет задержки из-за отсутствия материалов, все тяжёлые изделия будут подаваться только краном. Продуманы были все мелочи. По графику мы должны были закончить работу 5августа, а начать 5 мая.

Для меня вся эта интересная работа могла и не состояться. Дело в том, что жить в доме, намеченном под снос, уже было нельзя, и я рассказал о том, где я живу, управляющему трестом Якову Владимировичу Любичу. Управляющий и в этот раз отказал мне вправе на жильё. Тогда я был вынужден пода́ть заявление об увольнении и подыскивать себе другую работу. Управляющий пытался угрожать, но деваться ему было некуда, все ниточки по «скоростному» строительству были у меня одного, да и не было оснований не давать мне и сёстрам жилое помещение. 

Дело кончилось тем, что управляющий дал мне гарантийное письмо в том, что квартира мне будет в новых домах, которые мне предстояло построить. Итак, 5 мая 1960 года две бригады каменщиков одновременно начали кладку на двух домах. Всё шло строго по графику. Освобождённые от ненужного, тяжёлого физического труда, мои рабочие показали выработку в 3,5 раза выше обычного. Все они имели наряды на весь дом заранее. 

Впервые рабочие и мастера могли целиком посвятить себя стройке, а не поиску материалов и механизмов. Все три месяца работы шли по графику, максимальное число рабочих на доме не было более 60, что вдвое меньше обычного. В помощь мне работали два опытных прораба и четверо мастеров, ведь работы на объектах шли в три смены! Несмотря на недельную заминку из-за неисправности крана, все работы шли по графику и были закончены к 5 августа, сданы комиссии, а 6 августа я въехал в новую квартиру. 

Наш трест досрочно выполнил годовой план по вводу жилья, люди поверили, что бывший отстающий трест может даже показывать пример другим организациям. Руководство области решило объединить трест «Углестрой», управление строительства «Нерчинсксвинецстрой» в одну мощную областную организацию, а во главе её поставить наш трест. В это же время нас из областного подчинения передали в ве́дение Совнархоза. 

Итак, мои сёстры и я поселились на новой квартире, денег хватало, и они спокойно стали жить и учиться, никакие кулаки и окрики им не угрожали.

Вскоре после окончания «скоростного» строительства я был назначен заместителем главного инженера треста — главным технологом. Такой должности ранее в тресте не было. Мне было поручено отвечать за внедрение новой техники и развитие строительной базы.

В отпуск я полетел в Москву, Ленинград, Ялту, Баку, Грозный, Красноводск, Ташкент, Новосибирск. Денег на такое путешествие хватало, ведь я получил большие премии за «скоростное» строительство. В Киеве я посетил своих тёток, тех самых, которых воспитывал отец в Куйбышевке Восточной. Тётки жили прекрасно, но только в последние годы, ведь им пришлось перенести годы оккупации здесь же, в Киеве.

Встретили меня прекрасно, все три тётки собрались вместе, и я провёл десять дней в знакомстве с Киевом и его окрестностями. Перед концом путешествия заехал в Грозный, где жила тётка по матери, Анна Владимировна. Очень своеобразный и старый город очаровал меня.

Тётя была преподавателем иностранной литературы в Ленинграде. В 1948 году её обвинили в космополитизме и выслали в Белоруссию, оттуда ещё дальше в Грозный. Здесь у неё в университете было множество любимых учеников, творческие дела шли хорошо, но жила она в общежитии, очень бедно и рвалась отсюда в более цивилизованные края. Её давно приглашала родная сестра Мария к себе в Красноярск, но она не решалась. 

После моей агитации она всё-таки переехала в Красноярск. Здесь ей не понравилось, ибо тогда город был очень провинциальный. В конце концов, Анна Владимировна переехала в Ленинград, но вначале (в 52 года) ей пришлось поступить в тот же университет, который она уже оканчивала в 1920-х годах, но на курсы переподготовки по языкам. Учёба ей не была нужна, более она нуждалась в прописке и в крыше над головой.

После того как тётя закончила курсы, она получила всё-таки маленькую комнату и прописку в Ленинграде. Здесь она прожила до своей смерти в 1970 году в спокойной обстановке, в окружении любимых книг и вблизи библиотеки Салтыкова-Щедрина.