Биографические записи Владимира Лобанова. На стройке коммунизма

В связи с поездкой на Дальний Восток я опоздал к месту новой, моей первой инженерной работы более чем на месяц. Мои основные планы работать на главном корпусе строительства электростанции были уже неосуществимы, на это место назначили тех инженеров, что приехали раньше меня.

В отделе кадров меня спросили, какую работу я хочу делать. На выбор была работа на участке дорожных работ, на жилищном строительстве и на строительстве базы по производству строительных конструкций. Естественно, что я выбрал третий вариант, уже знакомый мне по дипломному проекту и по двум практикам в Омске и Новосибирске. Однако кадровик не торопился выдавать мне направление, просил подумать и т. д. Тогда я спросил напрямик: в чём дело, если место имеется, о чём думать. Тогда я услышал и вовсе какую-то чепуху о дурном характере начальника, о трудном контингенте рабочих. Естественно, всё это было для меня несущественно, и направление на работу на 3 участке под начало Николая Владимировича Новикова я получил. 

К трём часам дня я был в кабинете Новикова. Небольшого роста, коренастый, хорошо сложенный человек с военной выправкой встретил меня холодно. Долго ходил вокруг моей биографии, стращал трудностями, а потом вдруг заявил, что он человек грубый, вспыльчивый и может невзначай обидеть. Мне это надоело, и я объяснил, что рос не в институте благородных девиц, жизнь немного знаю, и попросил направить на работу.
Новиков это и сделал.

Здесь надо объяснить, что же представляла из себя стройка Томь-Усинской ГРЭС. Расположена она была в 60 км от крупного промышленного центра — Новокузнецка, но была среди болот и нехоженой тайги. Стройку начали в 1952 году силами заключённых. Поскольку не было даже дороги, то с этого и начали.

Заключённые рубили лес, бросали лежни на дорогу, всё это тонуло в болоте, со стороны брали ил, лопатами бросали на настил, всё это расплывалось, вновь тонуло и так далее. Никто не считал, сколько надо времени и рабочих для постройки дороги таким способом, лопат и заключённых хватало, умерших хоронили прямо в поле дороги. Эта дорога буквально была устлана костями заключённых, но к 1955 году она была проложена до посёлка Мыски и далее до Междуреченска. После трёх лет по дороге можно было проехать, и была завезена техника и материалы, началось основное строительство. 

Электростанция была запроектирована с новыми агрегатами мощностью в 100 тыс. кВт каждый. Такие агрегаты ещё никто в мире в то время не делал, их начинали изготовлять в Ленинграде, а позднее на Новосибирском турбогенераторном заводе. 

Главный корпус электростанции стоял на одном, левом, берегу реки Томи, на правом строились шахты для добычи угля. Уголь намеревались подавать прямо из шахт по подвесному мосту в бункеры электростанции, поэтому будущая электроэнергия должна быть очень дешёвая. Вот такой смелый и оригинальный проект должны были осуществить строители. Главный корпус был высотой в 46 метров и длиной около 200 метров. 

Для строительства было необходимо огромное количество строительных материалов. Вот для производства этих материалов и конструкций я должен был построить районный комбинат строительных материалов. В его составе был кирпичный, железобетонный, пенобетонный, лесоперерабатывающий и столярный цехи и множество подсобных цехов и служб. Территория строительства была около 10 гектаров. В общей сложности здесь было более 60 объектов.

Ко времени моего приезда был построен лесоцех и кирзавод, другие цеха и службы предстояло построить нашему 3 участку под руководством Новикова. Здесь была одна изюминка. Новиков работал на участке строительства дороги с 1952 года. Он был начальником концлагеря, того самого, где заключённые клали свои кости на дорогу.

Рабочие участка в 1956 году свободно жили в домах, бараках, общежитиях. Никакой охраны не было и в помине, но все рабочие считались ссыльными и права выезда из посёлка строителей не имели. На дороге (она была одна) стояли КПП и бывшие охранники лагеря, знавшие всех бывших зеков в лицо, проверяли все машины, автобусы, такси и без разговоров высаживали бывших зеков и возвращали их обратно.

Таким образом, у меня на стройке были заключённые, бригадиры, охранники, стукачи и начальник лагеря, все они жили без права выезда, но относительно свободно в посёлке, они здесь строили даже индивидуальные дома. На стройке было много вольнонаёмных рабочих: механизаторы, мастера, шофёры, монтажники. Они могли свободно ехать куда угодно. Вот такой сложный участок был под №3 у Николая Новикова.

Сразу встаёт вопрос: как же относительно свободные рабочие участка годами терпели, чтобы ими руководил бывший начальник концлагеря. Такие вопросы я задавал рабочим, ответ поразил меня: «Да, он не только был начальником лагеря, но и бил нас иногда палкой».

Я недоумевал, как же так, свободные люди терпят, чтобы бывший их палач свободно ходил, командовал, был начальником и все спокойно ему подчинялись. Мне пояснили: «Да палкой сгоряча он бивал тех, кому полагался карцер и даже более тяжкое наказание. После того, как он срывал на них злость, он никогда в БУР (барак усиленного режима) не посылал. Более того, не позволял другим распускать руки, а главное, не позволял разворовывать пайку». Те, кто работал у Новикова ранее, и были его самыми лучшими и верными подчинёнными. 

Удивительное зрелище наблюдал я однажды, когда рабочий за совершенную провинность должен быть переведён на другой участок, так этот здоровый мужчина размазывал слёзы и сопли и просил простить его, не увольнять с участка. Такая преданность своему начальнику более никогда мной не наблюдалась.

Новиков сразу решил проучить меня, новичка, и поручил совершенно безнадёжный объект — квартальную котельную. Он не давал мне бригады рабочих, а просто посылал со всего участка всех штрафников, бездельников, неумелых рабочих или просто травмированных. Но я-то этого не знал и к каждому новому рабочему относился, как к подарку божьему. Для всех у меня было уважение, рабочее место, инструмент, спецодежда, а главное, я не чурался проводить с ними весь день, обучая их новой работе. 

Объект был запущен. Вначале на нём возвели стены и подземные галереи и бросили. На площадке было изобилие воды, всё это залило, затянуло илом. К объекту нельзя было ни подойти, ни подъехать. Понемногу засыпа́ли ямы, сделали подъезды, обследовали подземную часть, поставили насосы, откачали воду, просушили, установили окна, двери, начали штукатурку, окраску. Объект принял «живой» вид, на что Новиков не рассчитывал. Надо было сделать кровлю из рубероида. Так как было много дождливой погоды, я потребовал дать мне асфальта, так как к цементу во время дождя кровлю приклеить было нельзя. 

Новиков отказал ввиду удорожания объекта и несоответствия по отношению к проекту. Мы сделали кровлю, и её снесло ветром. Я вновь потребовал асфальта, и вновь Новиков отказал, я сделал по цементу, укрепил края кровли рельсами и блоками, но и второй раз сильный ветер снёс кровлю, вместе с ней сбросил и рельсы, и блоки. Я вновь пришёл к Новикову и потребовал асфальта, на этот раз упрямый начальник сдался и пробурчал: «Делай, как знаешь». Я знал, как делать, уложил асфальт, кровлю и всё стоит до наших дней, никакие ветры такой кровле не страшны.

Новиков приглядывался ко мне и давно убедился, что самостоятельности и знаний хватает. Котельную я сдал под досрочный монтаж. Вскоре Новиков поручил мне новый и очень большой объект — завод ячеистых бетонов.

Для его строительства я перевёл свою новую сборную бригаду с котельной, а Новиков выделил лучшую комплексную бригаду Николая Черникова. Старший прораб участка, тоже выпускник нашего института, Инесса Танхимович, предложила новую бригаду из четырёх человек и сказала, что они могут заменить двадцать других рабочих, что они обычно получают по 700 рублей в месяц (вчетверо больше других).

Из своего опыта я знал, что квалифицированный рабочий может показать выработку гораздо большую, чем у других, но на сложных работах, а здесь предстояло копать землю и укладывать бетон. В виде эксперимента я взял этих четверых, но решил, что особых условий для них создавать не буду, пусть доказывают делом. 

Все три бригады взяли по одинаковой линии фундамента, взяли одинаковый наряд и приступили к работе. В одной бригаде было 4 человека, в другой — 12, в третьей — 25 человек. Фундаменты были глубокие, грунт можно было выбирать только вручную, лопатой, с перекидкой по ярусам высотой 2 метра. К декабрю все фундаменты были готовы. Первая бригада заработала свои 700 рублей на человека в месяц, вторая по 250 рублей и третья по 125 рублей и все были довольны, ибо сделали работу по своим силам и возможностям.

Сразу встаёт вопрос, как люди на одинаковой грубой работе могли заработать в 6 раз больше других, причём работали все рядом, все на виду. Я специально наблюдал, как работала бригада «суперменов». У них был свой личный инструмент, лопаты были кованые, особой формы черенок. Они осторожно и плавно вонзали её в грунт (глина), поскольку лопаты каждый раз они смачивали водой, то пласт глины легко слетал, как мячик. Летел такой пласт очень точно, и моим рабочим не понадобилось перекидывать грунт по ярусам. Выработка на земле у них была вчетверо выше, чем у соседей, притом что работали они спокойно, но без остановок, как автоматы. 

В устройстве деревянной опалубки бригада опыта не имела, она просто наняла плотников и они быстро, качественно и добротно выполнили привычную работу. При подвозке бетон, а его возили на большое расстояние, прихватывался к днищу, обычные рабочие долго долбили ломами, пока бетон сходил из кузова. В бригаде «суперменов» просто брали днище, используя свою могучую силу, перегибали кузов, и бетон за мгновение был на земле. Так своими приёмами бригада учила меня.

Бригада Черникова состояла из обычных рабочих, всех бывших зеков, но в ней были универсальные специалисты: электрики, сантехники, шофёры. Для любой работы можно было взять человека из бригады. Лучших рабочих – ответственных, спокойных, деловитых, мастеровитых в дальнейшей своей работе я не встречал. Долго не понимал, почему такой внешне заурядный человек, как Николай Черников работает бригадиром в такой бригаде универсалов.

Однажды я наблюдал такую сцену. Четверо рабочих неловко двигали 450-килограммовую плиту, стараясь посадить на место. Подошёл Черников, посмотрел, ругнулся, схватил плиту, как медведь, приподнял её и точно посадил на место — я обомлел. 

Кроме физической силы, Черников имел доброе сердце, был умён, справедлив, расчётлив. Такие люди рождаются один на тысячу! Однажды Черников пригласил меня к себе на квартиру. Жил он в том же бараке, где отбывал заключение, правда, были перегородки на большие комнаты, где и заселилось по одной семье. Это Черников рассказал мне о своей жизни здесь, в концлагере, о Новикове, о стукачах, о гибели сотен своих друзей от непосильной работы, плохой одежды и питания. В его рассказе не было эмоций, он был очень объективен.

Вскоре кроме котельной и завода ячеистых бетонов, у меня появились другие объекты. Уже к Новому году Новиков доверил мне более 100 рабочих. Одна бригада была очень своеобразной. Бывшие рабочие-зечки были объединены в одну большую, более 40 человек, бригаду. Прошедшие огни и воды, матерщинницы и забияки, они работали на подсобных работах, плохо зарабатывали, больше простаивали. Бригада была не занята, и я взял её на свои объекты. 

Приглядевшись, я понял, что женщины большие аккуратистки, способны делать и сложные работы, плохо то, что они сами не верили в это. Их бригадир одна могла заткнуть рот целой мужской бригаде, но организовать новое не умела. Я предложил им в бригадиры своего первого бригадира с котельной Иванова Фому. Бывший шахтер, фронтовик, он очень многое делал в своей жизни. В придачу обладал организаторским талантом. Это с его помощью я сумел из лодырей сделать хорошую бригаду на котельной. Работать физически он не мог, у него была травмирована спина. Итак, он стал единственным мужчиной в женской бригаде. 

Я поручил новой бригаде прокладывать железнодорожный путь. Мой бригадир, как клушка, ходил по рядам, везде подбадривал: «Бабоньки! Бабоньки!», всё показывал, хорошо планировал, правил инструмент и дело пошло. Отродясь не видавшие ласки, бабоньки оттаяли, прекратились маты, перебранка, везде успевал Фома, юмором разрешал все споры, и вскоре его слово исполнялось мгновенно. Заработки бригады возросли вдвое с 700 до 1400 рублей.

Когда они освоились с этой работой, я поручил им бетонированные площадки, где высокая точность сочеталась с хорошим уплотнением бетона и идеально ровной поверхностью. Здесь они заработали уже по 1800 рублей. 

Тогда я поручил этой бригаде сложный комплекс, который состоял из системы дренажных труб, колодцев, железнодорожных путей и бетонных покрытий. И с этой работой они справились, получали по 2400 рублей и превзошли в заработках бригаду Черникова. Уязвлённые мужчины, чьи жёны получали в семье больше них, ворчали, что я им приписываю в нарядах, шум дошёл до Новикова, тот распорядился проверить наряды, но всё было правильно.

Так, бывшие разнорабочие женщины стали наиболее квалифицированными на стройке. Даже когда Фома Иванов слёг в больницу, работа бригады хуже не стала.

Я рассказываю о заработках рабочих, а сколько же получал я сам? Вначале я был принят на работу в должности помощника мастера с окладом в 720 рублей! Но вскоре Новиков повысил меня до мастера, старшего мастера, прораба и, наконец, через 4 месяца я стал старшим прорабом с окладом в 1800 рублей. Кроме того, я ежемесячно получал премии до 40% оклада, и выходило около 2500 рублей, совсем неплохо, ведь оклад управляющего трестом был тогда 3 тыс. рублей. Я вскоре купил себе костюм, пальто, шапку, ботинки, в общем, прибарахлился.

По весне я пристрастился ездить на автобусе в Новокузнецк. Оттуда в течение дня умудрялся успеть в ближние города: Киселевск, Прокопьевск, Колтан и другие центры угольной промышленности Кузбасса. Знакомство с краем вёл непрерывно и вскоре хорошо знал окрестности Новокузнецка на расстоянии 60 км. Уже в этих поездках, почти с первой своей зарплаты я накупил долгоиграющих грампластинок с записями классической музыки.

Так я начал осуществлять одну из трёх частей своей юношеской мечты. По окончании работы в Кузбассе к концу 1957 года этих пластинок у меня было много, целый большой чемодан. 

Работы на моих объектах шли успешно, вскоре вместе с Инессой Танхимович я стал опорой Новикова в руководстве участком. На участке работало более 600  еловек. На моих объектах бывало до 300 рабочих.

Кроме меня, Инессы, было ещё два мастера. Одним была женщина и занималась одним объектом — столовой-клубом, я её плохо знаю. Другим был Иван Григорьевич Самохин. Молодой инженер, окончил в один год со мной. На участке начал работать раньше меня. К сожалению, этот молодой специалист родом из Куйбышева-Самары был плохим инженером, давно пристрастился к выпивке, был небрежен и равнодушен в работе. И это в первый год своей деятельности. Рабочие бригады от него перебегали ко мне и к Инессе, поскольку часто были без материалов, транспорта, инструмента. 

Стройка ведь живой организм, здесь равнодушие нетерпимо, это сразу скажется на заработке рабочих.

Ивана Григорьевича, как молодого специалиста, в течение трёх лет не могли уволить, и вынуждены были терпеть, но через год перевели на другой участок, но и там, где работа была легче, он себя не показал. Небрежность Ивана Григорьевича дважды приводила к авариям, которые могли окончиться трагически. На моих глазах на его стройке обрушились бетонные стенки в глубокой яме, и случайно не задавило людей насмерть. Новиков был взбешён. Как бы успешно ни работали молодые инженеры, но мозгом и душой участка был Николай Владимирович Новиков. 

Он не имел инженерного образования, был практиком-дорожником, но прекрасно знал финансы, умел планировать работу, добивался от большого начальства нужного оборудования и материалов, был очень запаслив, патриот своего дела.

Под руководством Новикова мы постоянно завоёвывали 2—3 красных знамени, получали премии. Новиков тонко понимал психологию, несмотря на вспыльчивость и внешнюю грубость, был очень тактичен. Искусству работы с людьми больше всех в моей жизни я научился у Новикова, хотя работал у него всего 1 год 3 месяца.

Через год Николая Владимировича попросили возглавить тот самый комбинат, который мы строили. К этому времени уже работал огромный лесопильный и столярный цех, завод сборного железобетона, кирпичный, шлакоблочный и другие заводы. У этих заводов было своё руководство — дирекция строящихся предприятий.

Директором был инженер Чулков, отец моего товарища по институту. Надо сказать, что директор он был плохой. Очень чванливый, недалёкий человек, в придачу горький пьяница, он был не тем, кто мог поднять такое производство. Качество кирпича, досок, окон, дверей и железобетона было очень плохим. Новые цехи и заводы, введённые нами в работу, из-за плохого ухода сразу начинали разрушаться. Рабочие комбината получали вдвое меньше моих рабочих и работали спустя рукава, руководства цехов почти не было видно.

Руководитель строительства Зюбин понимал: с таким комбинатом электростанцию не построить. На очередном партийном собрании всей стройки было решено Чулкова с работы снять. Это мало касалось нашего участка, но взамен Чулкова руководство было поручено нашему Новикову. 

Человек партийный  Новиков отказаться не мог. Для подъёма уровня руководства ему нужны были помощники со старого участка, и он предложил мне перейти на комбинат. Я долго отказывался, но Новиков умел убеждать, и мы договорились, что до улучшения работы комбината я буду работать у него, а потом он отпускает меня в Читу.

Новиков и на новом месте показал себя с наилучшей стороны. Первым объектом, где были произведены перемены, стал кирпичный завод. Качество кирпича было отвратительным. Новиков послал бригаду специалистов дать заключение. Комиссия доложила, что качество плохое не потому, что глина плохая, а потому, что директор и главный инженер не следят за строгим соблюдением технологии. В результате тот и другой руководитель были сняты с работы, а на их место назначены молодые грамотные люди. 

Вторым крупным преобразованием был вопрос о стабильном обеспечении завода песком и щебнем. Всё это делалось вблизи завода, захламляло территорию. Новиков принципиально убрал дробилки с завода и перенёс их на карьер, который был на реке Томи.

Поскольку люди три месяца не получали зарплату, то Новиков послал во вновь организованный Совнархоз своего представителя. Тот, пользуясь неразберихой, послал в Мыски телеграмму от имени председателя Совнархоза с тем, чтобы банк простил долги комбинату и выдал заработную плату. Деньги были выданы, и тут обнаружилось, что телеграмма была поддельная: Новиков получил свой пятидесятый выговор, и на этом дело было прекращено. 

Спокойно и здраво, вместе с нами, молодыми специалистами, Новиков произвёл коренные улучшения работы в каждом цехе. Люди поверили в свои силы, стали хорошо работать, и вскоре комбинат вышел из прорыва. К ноябрю 1957 года Новиков обещал отпустить меня на работу на родину в Читу, что он честно выполнил.
1 января 1958 года, после отдыха в Ленинграде, я оказался в Чите.