Биографические записи Владимира Лобанова. Конец войны

Хотя все понимали, что войне скоро конец, никто не знал, когда же это будет. И вот однажды я прихожу в школу, а навстречу мне оголтелая толпа детей с криками: «Домой! Домой! Война кончилась!» Я попытался узнать подробности, но никто ничего не знал. Тогда с одним из своих друзей побежал в город на центральную площадь, надеясь там узнать всё в деталях. Когда мы прибежали на площадь Ленина, то никаких демонстраций мы не обнаружили. Площадь, а вернее, песчаный пустырь, была совершенно пуста. 

На телеграфном столбе, ближе к зданию почты, висел громкоговоритель, он хрипло повторял слова: «Капитуляция, Жуков, Кейтель…», но смысла разобрать было нельзя. Мы долго стояли, а потом развернулись и пошли домой. У всех людей были праздничные лица, все поздравляли друг друга, но никто в тот день не знал подробностей. Потом в газетах сообщили детали капитуляции Германии. Вечером на площади в городе собрался народ, был митинг, светили прожекторы и немного стреляли в честь победы. Так бестолково и прошёл этот день.

Я вскоре уехал в пионерлагерь в Куку и пробыл там до сентября, поэтому не видел Читу в первые мирные месяцы. Но уже в начале  июня по дороге в город на московском тракте появилась военная техника, которая шла своим ходом на фронт будущей войны с Японией.

Первые два месяца прошли безмятежно. В лагере была та же обстановка, что и в предыдущие годы. Здесь очень хорошо кормили и не докучали политикой. Здесь я прочёл первые газеты с объявлением войны с Японией. Эта война касалась нашей области и города уже непосредственно, ведь линия фронта проходила всего в 150 км южнее Читы.

Сестра Зоя написала письмо, что якобы японские самолёты делали постоянные налёты на город Читу, центр города якобы уже в развалинах. Ещё ранее по всему городу были нарыты щели для спасения от бомбёжек. На два-три квартала были устроены и настоящие бомбоубежища, сделанные профессионально, с устройством крыши из брёвен в три-четыре наката. В пионерлагере тоже были нарыты траншеи-щели и сделаны бомбоубежища. 

В общем, внешние события вполне соответствовали мальчишескому характеру и настроениям, мы на полном серьёзе собирались уходить в партизаны в случае японского нападения. Нас очень удивили статьи в газетах о том, что на города Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы. Мощность бомб в 10—15 тыс. тонн динамита казалась явно преувеличенной.

Как бы то ни было, но пребывание в Куке шло по расписанию, ровно день в день мы и прибыли в Читу. Уже на следующий день я побежал в город посмотреть на развалины домов в результате бомбёжек. Никаких развалин я не обнаружил. На самом деле ни один самолёт не смог пересечь границу в направлении Читы. Удар наших войск был настолько неожидан и силён, что японцы не сумели поднять в воздух свои самолёты.

Была уже середина августа 1945 года, а от нашего отца не было никаких вестей. Во время войны письма от отца до нас доходили, хотя и не очень часто, более того, в апреле 1945 года мы получили посылку от отца с трофеями. В посылке оказалось кое-какое тряпье, настолько убогое, что даже мы не решились надеть его. Позже от отца мы узнали, что он положил в посылку кое-что более приличное, но в армейской почте сидели воры, которые и подменили эти вещи на хлам.

Но всё это было давно, а после войны отец не подавал признаков жизни. И вот в самом конце августа 1945 года с фронта вернулся наш отец.