Побег из Кадаи

Проекты | Персона | Побег из Кадаи

Приблизительное время чтения: 10 минут

Книга «Крестьянские восстания в Забайкалье»: конец двадцатых — начало тридцатых годов двадцатого столетия.
Второе издание, расширенное и дополненное. Чита, 2005

Главы 1—7 книги «Крестьянские восстания в Забайкалье» опубликованы на авторской странице (Проза.ру). Книга рассказывает о трагедии забайкальского крестьянства в один из переломных периодов строительства социализма в СССР и о сопротивлении насильственным, навязанным сельскому населению методам коллективизации.

Побег из села Кадая Нерчинско-Заводского района

Формы сопротивления крестьян политике Советской власти на селе в Забайкалье зачастую принимали характер не только активной борьбы путём выступления с оружием в руках, разгром коммун, убийства активистов и т. д., но и пассивной, всегда присущей угнетённым крестьянам в России: уходили на Дон, в Сибирь… 

Русская эмиграция в эти годы значительно пополнилась так называемыми «тридцатниками» — крестьянами, бежавшими от коллективизации за рубеж. Для Забайкалья это было свойственно близостью границы и давнишними хозяйственными связями с порубежной стороной в районах КВЖД, русского Трехречья и т. д. Эта связь не прерывалась и в двадцатые годы, но из-за усиления охраны границы начинала принимать уродливую тайно-контрабандную направленность. В очерке «Земля за Аргунью» («Народная газета», 26.05.1995) её авторы пишут: «Начало коллективизации и большевистский террор 20-х и 30-х годов сделали этот период годами массового притока русских в Трехречье из советского Забайкалья. Казаки бросали родные станицы и посёлки и массово уходили за Аргунь от голода, произвола и насилий».

Как это происходило, рассмотрим на примере села Кадая Нерчинско-Заводского района, которое по своему территориальному расположению находится в 22-х километрах от пограничной полосы, а по социальному составу считалось бедняцко-середняцким селом. Однако на начало 1931 г. здесь не было ни артели, ни тем более коммуны. Нельзя сказать чтобы заезжими работниками из райцентра в селе не проводились собрания по обсуждению вопросов о создании колхозов. Их было несколько. Но местное население навязываемую им затею не поддерживало. Так, на одном из собраний в феврале 1930 года Полуэктов Иван Петрович говорил: «Коллективизация страны — это хитрая затея большевиков, которая приведёт крестьян к нищете. Колхозы у нас в селе создавать ни к чему, так как этого граждане не хотят».

Всплеск массового недовольства крестьян мероприятиями Советской власти на селе произошёл зимой, как раз на Рождество с 1930 на 1931 год. В село приехал уполномоченный Нерчинскстроя Каминский проводить общее собрание по принятию контрольной цифры хлебозаготовок. На собрании опять против этого выступил Полуэктов. Главным его доводом явилось то, что эта контрольная цифра для кадаинцев невыполнима. «Если мы её выполним, — заявил он, — то останемся без хлеба. Каждый крестьянин должен учесть, сколько у него имеется хлеба, и тогда сдавать излишки хлеба государству». И вновь его все поддержали. Суждения крестьян сводились к следующему:

Советская власть хлебозаготовки ввела неправильно. Хлеб у нас, мужиков, забирают насильно, не считаясь с тем, есть ли у мужика или нет хлеба, хоть нагребай в мешки песку да вези сдавай. Власть нам не верит, что у нас хлеба нет. Выдумывают какие-то контрольные цифры, дают какие-то твёрдые задания. Если не выполнишь заданий, то власть сажает в тюрьму. Вот тебе и рабоче-крестьянская власть. Завоевали себе ярмо. 

Вот партизаны завоевали власть, а с ними она сейчас не считается, и давят их. На что при царизме, но нам, мужикам, жилось гораздо лучше. Всего было вдоволь. Разного товара было много, а за последние годы жизнь наша не улучшилась, а ухудшилась, товаров никаких нет, а все говорят, что мы растём в хозяйственном и промышленном отношении. Власть только и знает, что только давить мужика, а как он живёт, власти и горя мало. Вот власть выполняет какую-то пятилетку, собирает с мужика налоги и займы, а построения никакого не видно. 

Если заданий не выполнишь, власть сажает в тюрьму или штрафует, отбирая всё имущество. Разве мало нашего брата засадили в тюрьму, и всех нас ожидает такая же участь. Недаром же мужики с оружием в руках выступали против Советской власти. Нас больше под такие мытарства подводит беднота, а вот в с. Явленском таких расслоений нет, и все живут круговой порукой и друг друга не выдают.

Несмотря на это, контрольная цифра по хлебозаготовкам в с. Кадая была навязана. Но на 1 января 1931 года едва ли была выполнена на 50% задания. С начала января в связи с более энергичным проведением кампании по хлебозаготовкам и выявлением кулацких хозяйств для подведения их под индивидуальное обложение по селу к данной категории было подведено 16 хозяйств.

Это обстоятельство сыграло решающую роль в массовом уходе многих кадаинцев в порубежное Трехречье. Тем более что в канун наступившего Рождества продавец сельской лавки РайПО Волгин Владимир Николаевич распродал 360 литров спирта. Во  время гулянок разговоры велись главным образом о наболевшем, вокруг хлебозаготовок и лесозаготовок.

В ночь со второго на третий день Рождества, то есть с 9 на 10 января, из с. Кадая за границу ушли 11 человек — Маюровы, Старновский, Огородниковы, Филиппов, Шульгин и продавец лавки Волгин. Последний по характеристикам, как начальства, так и рядовых покупателей, зарекомендовал себя как хороший и внимательно относящийся к своим обязанностям работник.

Вслед им в селе стала формироваться вторая группа для бегства за границу. Этим выражался массовый протест против политики Советской власти на селе. Кроме того, многие видели в этом спасение от уплаты денежных налогов и от выполнения накладываемых на них обязательств. Во главе данной группы встал Полуэктов Иван Петрович со своим сыном Сергеем. Благодаря разъяснениям сложившегося безвыходного для крестьян положения, Полуэктову в свою группу удалось привлечь 30 сельчан. 

Они говорили, что политика Советской власти и партии в деревне направлена к тому, чтобы непосильными обложениями и заданиями разорить крестьян-единоличников, тем самым заставить их войти в коммуны и колхозы и что, если не выполним данные цифры заданий по хлебо-, мясо-, лесо- и другим заготовкам, то они дадут другие цифры, и, если и их не выполним, то нас посадят в тюрьму, а там по одиночке расстреляют. В Китае же жить будет легче, там так не жмут налогами и в коммуны насильно гнать не будут. Отсюда Полуэктовы делали вывод: надо бежать за границу.

Время перехода границы назначили в ночь с 20 на 21 января, а сбор — вечером 20 числа в пади «Шихадарка», что в одном километре от села. Договорились ехать со всеми рабочими лошадьми и вооружёнными. Семьи в этот раз решили с собой не брать, а забрать чуть позже, как устроятся в Китае.

Вечером указанного числа, один за другим участники перехода собрались в условленном месте: Полуэктов Иван Петрович с сыновьями, Старновский Михаил Романович с сыновьями, Полуэктов Алексей Павлович с сыновьями, Полуэктов Лука Павлович с сыновьями, братья Связовы Кирилл и Клавдий Фонифатьевичи и другие. Все были вооружены берданами или дробовыми ружьями. Молодёжь прибыла верхами, старики в санях.

Полуэктов Сергей выступил с напутственным словом, в котором сказал: «Для нас все пути отрезаны, у нас один путь — бежать за границу». Тут же он разъяснил участникам побега, как отвечать на вопросы китайских властей в Трехречье о причинах бегства — «В России стало жить невозможно, правительство давит крестьян налогами и разными заданиями, не выполнивших садят в тюрьму». После этого выделил группу в 15 всадников, которым поставил задачу на случай встречи с пограничниками, во что бы то ни стало обеспечить проход всего отряда через границу, применив силу оружия.

Всё обошлось без выстрелов. Границу вся группа в количестве 30 человек перешла на рассвете 21 января по пади Кортуй в районе сёл Бура и Зоргол, будучи незамеченной сторожевым нарядом пограничной охраны. Отряд, не останавливаясь в пограничной полосе, двинулся вглубь китайской территории и к вечеру того же дня прибыл на первый от границы населённый пункт русского Трехречья — хутор Ерничный, расположившийся на реке Хаул, в 25 км от границы.

Гостеприимные хозяева — Парамонов Прокопий Вениаминович, выходец из села Воробьевка, жил тут около 20 лет, и Григорьев Е.П., живущий здесь уже как 10 лет, — насколько смогли, разместили на ночь уставших и намерзшихся нежданных гостей. Правда, 14 человек во главе с организатором побега Полуэктовым И.П., бывавшем тут уже неоднократно, после ужина, сославшись на тесноту при ночлеге на хуторе, решили ехать на другие хутора. 

Они скорым маршем ночью ушли в глубь Русского Трехречья. Оставшиеся 16 человек в Ерничной на утро 22 января направили Маюрова Петра Павловича к китайскому уездному начальству в деревню Щучью, что на реке Дербул для выкупа паспортов, а сами направились на хутор Тулунтуй, расположенный также на Дербуле, но значительно дальше от границы. Здесь они остановились у Шипунова Н.А., обосновавшемуся здесь лет 20 назад. К вечеру сюда приехал Maюpoв и сообщил, что билетов на жительство не дают, так как из Цицикара получена телеграмма, чтобы беженцев с русской территории не принимать и паспортов никому не выдавать. И ещё рассказал, что по всем хуторам разосланы бумажки, чтобы бежавших из СССР арестовывать и направлять в Щучью. 

Ошеломлённые этим известием, беженцы частью остались ночевать в Тулунтуе, некоторые отправились на соседний хутор Попирай. Утром 23 января группа беженцев во главе с Маюровым Петром Павловичем двинулась вверх по реке Дербул и вечером прибыла в деревню Ключевая. Тут их задержал начальник русской дружины Шароглазов по подозрению в специальном направлении их сюда с русской стороны, так как среди данной вооружённой группы не было ни одного более-менее зажиточного человека. 

Прибывшие китайские солдаты отконвоировали задержанных в Щучью. Утром 27 января переводчик китайского кордона, что против с. Ново-Цурухайтуй Ку Ян Чен по поручению начальника Шивосянского уезда передал коменданту Ново-Цурухайтуйского участка границы Сохатову группу арестованных русских граждан в количестве 16 человек. При первом же опросе репатриантов выяснилось, что половина из них индивидуалы-середняки. А сбежали они от непосильных обложений по лесозаготовкам и хлебозаготовкам, о чём Сохатов срочно же по телефону сообщил начальнику 54 погранотряда и запросил директив. Первое, что ему порекомендовали, установить социальное положение задержанных и действовать в соответствии с характеристиками на них. 

Оказалось, что семеро из них (четверо Маюровых и трое Полуэктовых) являются настоящими середняками, а Перминов Яков Иванович — бедняком. Их тут же освободили под подписку и в дальнейшем к суду не привлекали. Остальные 8 человек оказались если не кулаками, то приближёнными к зажиточным крепким середнякам. Их судили по статье 58-11 Уголовного Кодекса и почти всех приговорили к выселению с семьями из Нерчинско-Заводского района. А группа из 14 человек во главе с Полуэктовым Иваном Петровичем так и осталась в Китае, растворившись среди местного русского населения.

Это всего один эпизод из многих по уходу крестьян из-за тяжёлых непосильных налогов и повинностей с насиженных мест от инородной для них и совсем не нужной коллективизации.

Нашли ошибку или опечатку? Выделите, пожалуйста, фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. Мы получим электронное письмо и внесём исправления

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *